Он сел на бордюр тротуара.
– Мне надо тебе кое-что сказать, – начал он.
Я села рядом с ним.
– А Рози? – спросила я.
– Ей пока нельзя выходить из дома.
– Почему?
– Она еще не доела.
– Ты тоже не доел.
– Да. – Он улыбнулся. – Отец рассердился. Но мне все равно.
По его голосу было понятно, что он не шутит. И тогда он спросил:
– Когда вырастешь, ты выйдешь за меня замуж?
Я с испугом взглянула на него искоса. У него слишком большой нос, слишком короткие волосы, а глаза такого странного цвета, которому и название-то не придумаешь. Иногда зеленые, иногда карие, а чаще и то и другое. Меняют цвет, как кольцо настроения. Зря я отдала кольцо. Я бы сейчас тайком взглянула на него, и, если бы оно стало сине-зеленым, я бы знала наверняка. Выходить мне замуж или нет.
Тут он посмотрел на меня своими зелено-карими глазами, и я сама поняла, что я этого хочу.
– Подожди, – сказал он. – Я знаю, как мы сделаем.
Он встал, взял меня за руку и потянул за собой. Мы зашли за угол дома.
– Поцелуй меня, – сказал он.
Я испугалась. Что он имеет в виду, прямо в губы или просто в щеку?
– Сам меня поцелуй.
– Нет, я же первый сказал. И, если ты меня поцелуешь, это будет значить «да».
Я почувствовала, как мне вдруг стало жарко.
– Поцелуй, как и слово, не воробей, вылетит – не поймаешь. Так что хорошо подумай, прежде чем меня целовать.
Значит, я была права, что боялась.
– Прямо здесь? А если кто-нибудь нас увидит?
Это был глупый вопрос. Нас никто тут не мог увидеть. Поэтому мы сюда и пришли.
– Давай, Нор, – сказал он, – пожалуйста.
Я посмотрела на него. На его губы. По-настоящему будет только в губы. Он закрыл глаза и улыбнулся. Я не стала закрывать глаза, дотянулась до него, поднесла губы к его губам.
Мы целовались одну секунду. Судя по всему, больше ничего и не требовалось, потому что Маттиа открыл глаза и сказал, что теперь мы помолвлены и лет через десять поженимся.
Помолвлены, почти женаты. Мне нравилось думать, что мы с Маттиа почти женаты.
– Вот и все, – сказал он.
Он опять взял меня за руку и повел обратно к двери.
– И еще кое-что, Нор.
Мы опять сели на тротуар.
– Про Линду, – начал он. – Отец говорит, к вам будут теперь плохо относиться. Особенно к тебе.
Зачем он начал об этом говорить? То теплое чувство, которое только что наполняло меня, исчезло без следа. Почему люди должны быть против нас? Все ведь сказали, что я сделала все возможное. Я ведь тогда осталась с Линдой, а Рози могла бежать, и бежать, и бежать, пока не найдет кого-нибудь, кто придет на помощь. Мне тоже хотелось убежать.
– Я буду тебя защищать, – сказал Маттиа.
Дверь их дома открылась, и на улицу выбежала Рози.
– Я все видела, – торжествуя, сказала она. – А тебе сейчас надо вернуться и доесть, иначе тебя на месяц посадят под домашний арест.
Она села на тротуар между мной и Маттиа и толкнула его в бок.
– Давай, поторопись, – сказала она. – Он очень сильно рассердился.
Маттиа пожал плечами.
– Еще посмотрим. – Он кивнул мне. Потом встал и пошел в дом. – Пока, Нор, скоро увидимся. – Обернулся к Рози. – Пока, коза.
И закрыл за собой дверь.
– Коза?! Я это ему припомню!
– Оставь его.
– Вот как! Ты теперь всегда будешь его защищать?
– А как иначе? – сказала я. – Мы с ним поженимся.
– Я так и думала, – сказала Рози. – А теперь что?
– Теперь? Ничего.
– Мы с тобой и дальше будем дружить.
– Конечно, – сказала я. – Всю жизнь.
– Честное слово?
– Честное слово. И ты тоже скажи.
– Честное слово, – сказала Рози. Она обхватила ладонями мое лицо и хотела меня поцеловать.
– Не надо, – сказала я.
– Почему это не надо?
– Я выйду замуж за Маттиа, – сказала я. – Я не могу целовать двух разных людей.
Она кивнула и сказала, что тоже поищет, за кого выйти замуж. Это будет несложно, Рози была самой красивой из всех девочек, которых я знала. И даже если считать вместе с мальчиками.
Она закинула руку мне на плечо. Ее голова лежала на моей, или наоборот? Мы больше не разговаривали, нам не нужны были слова, чтобы нам было хорошо.
Мне хотелось, чтобы мы с ней так и остались сидеть на этом тротуаре, навсегда.
– Ты к Рози? – спросил Маттиа. – Ее нет дома.
– А-а.
– Ее вообще почти никогда не бывает дома. У нее опять новый парень. Ханс, садовый гном.
Я услышала издевку в его голосе.
– Садовый гном?
– Просто он ее на голову ниже. И похож на садового гнома. Она вот-вот должна прийти, а уйдет ли куда-нибудь вечером – не знаю. Но даже если и уйдет, то не сразу, обычно она выходит из дома не раньше одиннадцати.
Я кивнула.
– Заходи, – сказал он.
– Хорошо, – я вошла.
Дверь за мной захлопнулась. В коридорчике не видно ни зги, я иду за Маттиа наобум. Споткнулась обо что-то, наклонилась посмотреть. И увидела десятки цветочных горшков. Споткнулась еще раз и ухватилась за Маттиа.
– Извини, – сказала я. – Но здесь так темно.
– Свет в коридоре перегорел, – ответил он. – А тут еще эти горшки.
– Да ладно. Ничего страшного.
– Мама поставила их сюда на зиму. Я ей говорил, что кто-нибудь тут ногу сломает. А она: «И кто же это будет? Сюда все равно никто не приходит». – Его слова прозвучали с горечью.
– Но я же пришла, – сказала я.
Что я несу?
К счастью, было темно, и он не видел, как кровь прилила к моему лицу.
– Родители дома?
– Они в церкви. Я тоже скоро ухожу, в клуб. Там сегодня в восемь показывают хороший фильм. Не хочешь пойти?
Мы дошли до кухни. Он включил свет.
– Не очень, – ответила я.
– Так я и думал. Хочешь чего-нибудь?
– Я только что пообедала.
Как бы я хотела быть здесь только ради Рози. Было бы намного проще. Мы с Маттиа спокойно посмотрели бы телевизор или поговорили бы о моем беге, о его учебе, как ему живется в съемной комнате.