Белое братство - читать онлайн книгу. Автор: Элеонора Пахомова cтр.№ 72

Да и в чем именно должна была выразиться эта абстрактная справедливость? Мирослав не понимал, что он должен сделать: повязать Стрельникова? Сдать его властям? Возможно, он думал бы в этом направлении, будь перед ним заклятый враг. Но большую часть сознательной жизни Мирослав называл его другом. Он вообще не привык делить людей на плохих и хороших, считая проявление в людях зла – психической патологией, выраженной в разной степени тяжести. Он никогда не воображал себя в роли судьи или обличителя, выносящих вердикт чужой жизни, и стремился, скорее, к тому, чтобы стать человеком осознанным. Поэтому сейчас в его уме, который с трудом отходил от тяжелого морока препарата, неуверенно проклевывалась мысль о том, что лучшим решением было бы вернуть Стрельникова в Россию в целости и на месте решать вопрос об оказании квалифицированной помощи. Шансы на такой исход развернувшейся драмы были вполне реальные. Авось он натешится, дойдя до заветного Кайласа, постучится в тайные двери, за которым ему будет мниться великая Шамбала, убедится, что дома никого нет, да повернет на Москву не солоно хлебавши? Конечно, это не в его характере – отрекаться от вожделенной цели, но что тут поделаешь, если никакой Шамбалы нет? Погодин снова обернулся к Кайласу. Или есть?.. Чертов дротик, одернул он себя через пару мгновений и усилием воли направил ошалевшие от пережитого мысли к реальности.

– А где еще один твой подручный? – спросил он Владимира Сергеевича, который в этот момент освобождал его от пут.

– Он остался внизу. Мы ведь не могли бросить на дороге бесхозные джипы. Это быстро привлекло бы внимание патрульных, вычислить, какому агентству принадлежат машины, – дело плевое, агентство тут же выдаст ориентировки, кого искать, район понятен по месту расположения машин. Короче, эта суета мне совершенно не нужна. Рискованно. Поэтому Саша должен перегнать машины в Сагу и спрятать до поры у Лакпы. Этот пройдоха с превеликой радостью согласился передержать их на своем дворе – за ту сумму, которую я ему забашлял еще тогда, когда чинили джип.

Наконец Мирослав ощутил свободу. Потер саднящие запястья, спрыгнул с телеги, обнял Алису.

– Ну как тебе наш маскарад? По-моему – огонь! – Сказано это было с восторгом школьника, впервые прокатившего друзей на родительской машине.

Он гордо продемонстрировал изрядно потасканное одеяние, в которое был облачен. Тибетский халат джуба, больше похожий на ватное стеганое одеяло, подпоясанное на талии, топорщился обшитым красной лентой подолом ниже колен. Рукава его Стрельников снял, и они болтались по краям, свисая почти до земли. Халат явно повидал многое до того, как попал в руки к новому владельцу, он был выцветшим, потертым, труднопреодолимого грязно-серого цвета. Другие элементы нового туалета выглядели не лучше: заношенная кофта, пузырящиеся на коленях трикотажные штаны, некогда черные ботинки. В таком же стиле были одеты и остальные: иуда-водитель и помощник Дима.

– Это наш пронырливый водитель у местных раздобыл. Во деляга, да? Вблизи этот маскарад, конечно, легко разоблачить, но издалека должны сойти за своих.

Раздобыл водитель, помимо сомнительной свежести вещей, еще и трех черных яков с длинной, свалявшейся на концах шерстью. Они были обряжены кто как: один был в алых помпонах, свисающих с ушей, как дамские клипсы; на других красовались ленты с цветными кисточками и узорчатые линялые коврики на спинах. Размер животных устрашал, но вели они себя покладисто и спокойно, низко опустив черные рогатые головы, будто в знак покорности. Два яка были навьючены походным скарбом, третий запряжен в телегу, в которой вплоть до этого момента трясся Мирослав.

Я смотрю, тебе весело, – холодно подметил Погодин, перед глазами которого все еще стояли картины вчерашней расправы. Ответить Стрельникову улыбкой никак не получалось.

– Все! Не начинай. Великие цели требуют многих жертв. Прости, так вышло, что я не родился какой-нибудь домохозяйкой в Тмутаракани, целующейся день и ночь с жирным котом. Если бы колесо сансары закинуло меня в такую жизнь, то, наверное, ничего страшнее массовой травли тараканов я бы в ней не совершил. Но мне был дан другой путь. И да, прости, этот путь в прямом смысле требовал жертв, иначе по нему было не пройти. Я отношусь к особой касте сильных мира сего. Это, если хочешь, моя кармическая задача – быть над безвольным неосознанным большинством.

– Ух ты! Патетично! – делано восхитился Мирослав. – Ну да, конечно, если пользоваться понятием «безвольное большинство», таким, знаешь, безликим и бесформенным, как серая лужица, то, пожалуй, действительно может показаться, что им можно распорядиться как угодно без всяких угрызений. Но знаешь, это, как ты выражаешься, большинство состоит из отдельно взятых людей, таких же живых, как ты или я. Ты ведь не большинством вчера распорядился, ты лишил жизни отличного парня Чоэпэла, у которого на нее были свои планы, ты убил совсем молодого, еще безусого парнишку, ты убил Роднянского.

– Я уже сказал тебе, что Роднянский сам…

– Черт! Ты не слышишь меня, что ли? По твоей логике, если Роднянский сам, то и те двое не считаются?

Мирослав даже не смог отследить того момента, когда темная волна гнева обрушилась на него, придавив своей толщей так, что на мгновение заложило уши и помутилось в глазах. Все тело его напряглось, как перед хищным прыжком, но слабый голос разума помог устоять.

– Если ты не успокоишься, то я свяжу тебя снова, – безапелляционно, холодно и жестко сказал Владимир Сергеевич. Веселое выражение окончательно сошло с его лица, будто медленно растворившись в бороздках морщин, которые, поглотив веселость, пролегли иначе и явили Мирославу лицо того Стрельникова, который спускал курок, целясь в Чоэпэла.

– Да пошел ты. Делай, что хочешь… папа, – резко ответил Погодин, наделив последнее слово презрительным тоном.

Он порывисто отошел в сторону, уселся на землю и зло уставился на невозмутимый Кайлас. Стрельников приблизился к нему через пару минут, сел рядом, положил на плечо руку. Сначала сидели молча. Когда Мирослав ощутил, что метущаяся волна гнева утратила силу и почти сравнялась с гладью, он попробовал заговорить снова.

– Как ты не понимаешь, что необходимость этих жертв существует только в твоем воспаленном сознании? Людям постоянно что-то кажется, мерещится, они думают, что наверняка знают, как правильно. Все это химера. Лучшее, что ты можешь дать миру – быть для него экологичным…

Мирослав не знал, как объяснить, донести очевидное. Мысль была настолько простой, что выразить ее казалось невозможным. Аргументы наслаивались в сознании один на другой, превращаясь в ясный, сияющий кристалл, неразделимый на составляющие. Стрельников не стал дожидаться, когда доктор философских наук сформулирует свою затейливую мысль.

– Ох, молодо-зелено… – вздохнул он, и Погодин почувствовал, что его рука крепче, участливей сжимает его плечо. – Только в моем, говоришь, сознании все это существует? Нет, Мироша. Ты даже не представляешь, сколько таких, как я. Мы не заблуждаемся, мы обладаем другим типом сознания, видим мир не по вершкам, а из самой его звериной утробы. И большую часть таких людей ты ежедневно видишь по всем телеканалам. Ты даже не представляешь, насколько широки границы той реальности, которую называешь сейчас несуществующей. Ты судишь о том, о чем пока не имеешь представления. Ты пока еще травоядный, тепличный и мыслишь соответствующими категориями. Но мне кажется, что ты из тех, у кого есть шанс прозреть и стряхнуть с себя пустую шелуху. Я предлагаю тебе примкнуть к сильным, а не размазывать сентиментальные сопли.