Придворное общество - читать онлайн книгу. Автор: Норберт Элиас cтр.№ 40

Практикуемый этикет есть, иными словами, самоописание придворного общества. В нем каждому индивиду, и прежде всего королю, указано на его престиж и его относительное положение во власти. Общественное мнение, конституирующее престиж индивида, выражается в рамках общего взаимодействия индивидов по определенным правилам относительно друг друга. А в этом общем взаимодействии одновременно выявляется экзистенциальная привязанность отдельных придворных людей к обществу. Без поддержки в поведении престиж ничего не значит. Огромная ценность, которую приписывают признанию относительного престижа каждого, соблюдению этикета, есть не ценность «формальностей», но ценность самого жизненно необходимого для личной идентичности придворного человека.

Но поскольку всякое общество всегда тщательнее и изобретательнее всего дифференцирует и расцвечивает самую жизненно необходимую для него сферу, то именно здесь, в придворном обществе, мы находим такую утонченность градации и нюансировки, которая чужда буржуазному обществу, привыкшему тщательнее всего расставлять оттенки совсем в других сферах. Пунктуальность, с какой детально организуется каждый церемониал, каждая акция этикета, тщательность, с которой чувствуется и просчитывается престижная ценность каждого шага, соответствуют той мере жизненной важности, которую имеет для придворных этикет, как и поведение во взаимном отношении людей вообще.

В следующем разделе мы покажем, почему король не только подчинял этикету дворянство, но и подчинялся ему сам. Здесь же нам нужно прояснить прежде всего мотивации и принуждения, в силу которых придворная знать считала сама себя привязанной к этикету, а это значит в то же время — ко двору. Первостепенное по значению принуждение к этому исходило не от исполнения функций господства, ибо от всех политических функций такого рода французская придворная знать была в значительной мере изолирована. Оно исходило не от тех возможностей приобретения богатства, которые можно было получить при дворе, ибо другим путем можно было бы получить лучшие возможности. Первостепенное принуждение исходило от существовавшей для этих людей необходимости и сохранить или увеличить однажды полученный престиж, и утвердиться в качестве придворных аристократов как в обособлении от презираемого поместного дворянства, так и от служилой знати и народа. Проиллюстрируем эту мысль на небольшом примере.

В одном военном лагере оказались вместе король Англии, испанские гранды и один французский принц. Французскому принцу в высшей степени неприятна та непринужденная манера, в которой испанские гранды общаются с английским королем. Он решает сделать им на этот счет внушение. Он приглашает грандов, вместе с королем, к себе в гости. Все вместе входят в покои и, к изумлению гостей, видят уставленный блюдами стол, который, впрочем, накрыт только на одну персону. Стоит один-единственный стул. Французский принц просит английского короля занять свое место. Прочие гости вынуждены остаться стоять, а французский принц намеревается, стоя за стулом короля, прислуживать ему за столом. Так требовал французский церемониал. Король ел один, высшая знать прислуживала ему. Другие стояли рядом на подобающем удалении. Английский король протестовал, испанцы яростно негодовали на такое оскорбление. Хозяин дома заверил, что, после того как король откушает, как ему полагается, прочие гости найдут в другой комнате богато накрытый стол. Понятно: этот принц желает непреложного соблюдения этикета; его унижение и дистанция по отношению к королю, которой тот, как англичанин, вовсе не требует, есть для француза сохранение его собственного существования как принца. Он желает следовать этикету даже здесь, где его не требуют сверху, потому что при пренебрежении дистанцией по отношению к королю ему самому угрожает такое пренебрежение дистанцией со стороны людей, низших его рангом.

14.

Тем самым мы выделили определенный слой личных и социальных коллизий, в которых живут придворные люди. Стало очевидно, что речь здесь поначалу еще не идет о специализированных отношениях экономической взаимозависимости — хотя, разумеется, экономические факторы принуждения также вмешиваются в строй придворной жизни и видоизменяют его. Стремление к престижу и к сохранению дистанции здесь невозможно объяснить из одного стремления к экономическим возможностям, хотя оно и становится реальным при определенной экономической ситуации. Сословный этос придворного человека не есть замаскированный этос экономического поведения, но нечто сущностно от него отличное. Существование на дистанции и в блеске престижа, т. е. существование в качестве придворного, является для придворного человека совершенно самоценным.

Здесь обнаруживается некоторая позиция, социологический анализ которой имеет значение и за пределами нашей непосредственной темы. Всякая сколько-нибудь стабилизировавшаяся элитная, т. е. выделенная, группа, каста или общественный слой подвержена социальному давлению снизу, а часто и сверху. Мы со всей определенностью констатируем здесь как закономерность структуры подобных общественных единиц, что для каждой такой группы или для принадлежащих к ней людей само их существование в качестве членов элитной единицы общества, полностью или частично, является самоценностью и самоцелью. Сохранение дистанции становится решающим двигателем и определяющим фактором их поведения. Ценность этого существования не нуждается для принадлежащих к элите людей ни в каком обосновании, и прежде всего ни в каком объяснении соображениями какой-либо пользы. Они не задают вопросов о его некоем другом смысле, лежащем в мире вне этого существования. И где бы ни присутствовали в обществе отдельные элитарные тенденции, там проявляется тот же феномен.

Понятийный аппарат, все мышление таких элитных единиц общества определяется этой структурной закономерностью, этим самоценным характером социального существования как такового, этим неотрефлектированным экзистенциализмом. Символы или идеи, в которых эти общественные единицы высказывают цель или мотивацию своего поведения, всегда имеют поэтому характер фетиша престижа; они как бы в субстанциализированном или в собранном виде заключают в себе весь престиж, на который претендует для себя это общество в силу своего существования как элиты.

В этой связи достаточно будет еще раз указать на символ «чести» как мотивации поведения. Исходящее от нее принуждение есть принуждение к сохранению социально дистанцированного существования ее носителя. Честь пребывает сама по себе, преображая существование ее носителей, не нуждаясь в дальнейшем обосновании через что-то внешнее и не допуская такового. Сословный этос придворных людей предполагает мотивацию «чести» или «престижа», в отличие от хозяйственного этоса буржуа с его мотивацией «пользы». Но при известных обстоятельствах элементы первого пронизывают или пересекают также и этот последний этос. Как только в буржуазных слоях общества возникают тенденции к изоляции, стремление к элитарности, они и здесь получают выражение в символах престижа, которые ориентированы на сохранение существования замыкающейся в себе группы как дистанцированного коллектива и одновременно на преображение этого существования. В определенных символах это существование предстает как самоцель, окруженное нимбом престижа, хотя здесь, в буржуазных слоях, с ценностями престижа всегда в го же время непосредственно смешиваются ценности пользы, экономические интересы. И именно в этой связи интересно поэтому исследовать структуру и столкновение обстоятельств в придворном обществе. Ибо то, что ныне выступает как одна из многих мотиваций, не первостепенно значимая, — мотивация престижем, — в придворном обществе пользуется всецелым и неограниченным первенством. Сословный этос здесь еще ясно и отчетливо отделяется от хозяйственного этоса буржуазных слоев.