Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Бавильский cтр.№ 32

Может быть, эти три типа живописных дискурсов, как хотелось бы искусствоведам, не констатация разных вливаний, от Пьяццетты до Веронезе и обратно, но разные жанры, в которых Тьеполо творил: скажем, рассказ, повесть и роман. И в новелле, разумеется, складок будет меньше, а кислорода больше, а вот эпос обязан состоять из множества фигур – чтобы курсор зрачка не переставал метаться от одного края воздушного пролома (воздуховода, лунки) к другому, не в силах зацепиться за кого-нибудь окончательно.

Интересно было бы попытаться построить объемную модель тьеполовских небес, сделав ее такой, какой она могла бы быть в реале. Какой он ее себе представлял, пока творил. Точнее, то, что у него объективно получилось, если к этому подключить компьютерное моделирование.

Вышел бы, например, макет со срезанным, как у верхушки яйца, куполом какого-то грандиозного культового сооружения, смешивающего все архитектурные стили, от античности до псевдоампирных балюстрад, из которого вырастает, начинает вставать на дыбы и топорщиться многослойная, многоэтажная переменная облачность, перистая и кучевая. В которой, как в бассейне или открытом космосе, плавают фигуры богов и полуфигуры ангелов.

Мне всегда было интересно, куда они все плывут.

Искусствоведы, описывая очередной расписной потолок (скажем, в Мадриде), предлагают обратить внимание на то, что ни одна фигура здесь не имеет точки опоры, а я вспоминаю о греческих богах, имеющих, несмотря на все свои порхания, вполне конкретную гору Олимп.

Тем более что, если просмотреть десятки таких картин, начинают проступать и замечаться закономерности траекторий, будто бы диктуемые метафизической физикой, сформулированной каким-нибудь небесным Ньютоном.

Но самое интересное, о чем я любил размышлять, когда пялился на свои собственные, уральские, быстро бегущие высококучевые, слоистые, серебристые и кучево-дождевые: вот художник предъявил нам мельтешню богов и героев, замерших на мгновение для того, чтобы Тьеполо перенес их на рабочий стол, а дальше что? Что будет, когда они отпозируют и поплывут по небу дальше?

Или не поплывут, но рассыплются вместе со сломом «композиции», чтобы перетекать друг в дружку, как это принято у сущностей, надмирных и невесомых? Или все-таки весомых? Или же запредельных и оттого весящих не более моей собственной тени?

Если пьеса не заканчивается смертью главного героя, как «Гамлет», то ее почти всегда можно продолжить. Точно так же можно, расколдовав мгновение, запустить в режим рапида бытовые сценки голландцев, малых и больших. Но что случится с персонажами Тьеполо, если их начать представлять в режиме фильма?

До вида на Джудекку добрался затемно. Шел почти наобум, пытался любоваться неосвещенными красотами.

Наконец вышел в «открытое поле» – на набережные возле порта, куда я дважды приезжал из Хорватии в 1997-м. Причал и пирс не изменились. Та же статуя с музыкантами возле выхода в город – слишком мало времени прошло? Та же самая сувенирная лавочка под мостом, где я тратил последние лиры на стекляшки, позолота и цвет с которых слезли после первой помывки, на капитанскую фуражку, которая так и не налезла на голову и была передарена. На что-то еще, чего теперь и не вспомню.

Когда я шел к давно переименованной набережной Неисцелимых, меня обогнал, тяжеловесно покачиваясь, восьмиэтажный лайнер, в каждой каюте которого есть балкон.

Разумеется, сейчас все его пассажиры стоят на этих жердочках, точно ноты, и машут. Чайкам или Венеции, а может быть, людям, сидящим на набережной в кафе и в ресторанах.

А кто-то просто стоит у кромки воды и фотографирует громаду корабля, от которого по воде идут разноцветные волны.

Или сидят на каменных лавочках и тоже фотографируют.

Или катаются на роликах.

Знаете, в любом месте, куда бы ты ни приехал, заметнее всего выглядят умиротворенные завсегдатаи, гении местности и места, идеально вписанные в ландшафт, точно тут всегда были. Их уверенности немного завидуешь, зная за собой постоянный душевный трепет и всяческие экзистенциальные недомогания, им же, скорее всего, неведомые.

…В Джезуати главное – три плафона Тьеполо на белом фоне потолка, три полыньи. Тот, что совсем посредине, – вытянутый, по бокам – обкусанные, ромбообразные, хотя, что в них творится, разобрать, если честно, сложно. Но немного видна монументальная архитектура – величественная колоннада с роскошной лестницей, повернутой углом к зрителю на самом большом куске холста, мраморные троны на плафонах, что по бокам.

А то, что архитектуру дополняет и одомашнивает – святые в ярких одеяниях и смертные в не менее ярких одеждах, – снизу выглядит цветовыми пятнами, точнее, вспышками, похожими на изображения огня и уличных взрывов, точно на плафонах изображены война и бои, идущие внутри волшебного города.

В такой логике крылья ангелов и белые облака похожи на следы трассирующих снарядов, дым и центробежно разлетающиеся куски поврежденной материи.

Смирнов прав: нужно брать с собой бинокль. Хорошие типографские возможности портят зрение не хуже интернет-поисковиков, разгружающих мозги до такой степени, что те начинают перестраиваться, освобождая площади эрудиции и системных знаний под что-то другое – реестры футбольных побед или же песни Стаса Михайлова.

Венеция в альбомах имеет мало общего с живописью на местах, где должна включаться «аура», но часто не включается. Высосана до основания. До первооснов.

Каталоги и путеводители называют Джезуати «выдающейся» и «богато декорированной», рифмующейся с палладиевской Иль Реденторе, стоящей напротив почти посредине Джудекки, причем монументальные элементы повторяются здесь не только на фасаде, но и в интерьере, – а мне после сегодняшних Фрари, дубль Кармини, Сан-Панталон и дубль Сан-Рокко она показалась крайне уютной. Домашней.

Крайне – оттого что стоит на берегу и смотрит на противоположный берег, уютной – оттого что в ней светло, тепло и много народа слушает вечерню. А что еще в темный ноябрьский вечер, загустевающий с помощью колокольного сопровождения до состояния беспробудной ночи, нужно уставшему путнику с ногами, гудящими от многочасового моциона?

Немного тепла, уюта, света и искусства.

На любителя в Джезуати (теперь мне кажется, что ее обязательно должны любить моряки и капитаны дальнего плавания), кроме Тьеполо, еще есть перенесенный сюда из соседней Санта-Мария делла Визитационе Тинторетто – тесноликое «Распятие», ограниченное двойными мраморными полуколоннами, по два Риччи и Пьяццетта.

Возвращался домой через мост Академии, как из кругосветки.