Песенка была быстрой и задорной, но сейчас ей не хотелось ничего быстрого и задорного, и она самовольно изменила темп, сделав мелодию задумчивой, даже завораживающей. Анджело говорил, что джаз родился из плача, и теперь Ева ясно это слышала. Лишенная оригинального темпа, музыка стала напоминать классическую песню для шабата.
– Она не веселая, – зевнул Лоренцо с по-прежнему закрытыми глазами.
Эмилия уже спала.
– Зато красивая. А красивое – всегда радостное.
– Не похожа она на американскую, – пробормотал Лоренцо. После этого он тоже затих.
Ева поиграла еще несколько минут, но веки ее становились все тяжелее, пальцы казались ватными, и скрипка в конце концов соскользнула на колени.
Скоро наступит рассвет, Марио вернется, и она побредет домой. Но до тех пор немножко поспит.
Разбудили ее отрывистые крики. Где-то раздался грохот сапог и несколько выстрелов. Ева подкралась к окну и осторожно выглянула наружу, во все еще затопленную мраком ночь. Шел дождь, и темнота казалась скользкой и вязкой.
А затем она увидела их. Немцев. Офицеров СС в металлически-серых пальто и выпуклых черных шлемах, которые выстраивались вдоль переулка, почти неразличимые в предутренних сумерках. Один из них вскинул оружие и выстрелил в воздух, предостерегая всех, кто попробует прошмыгнуть мимо. Ему ответили другие выстрелы дальше по улице.
Весь дом резко проснулся, и одна семья за Другой – все еще в пижамах и с детьми на руках – начала в испуге выбегать на улицу. Их немедленно хватали и заталкивали в кузова припаркованных неподалеку грузовиков. Квартира Соннино находилась на четвертом этаже, и было лишь вопросом времени, когда немцы начнут колотить и в их дверь.
Из спальни раздался тихий оклик Джулии, и Ева торопливо отступила от окна, перешагнув через детей на полу. Они каким-то чудом не проснулись.
– Это СС. Похоже, что они окружили все здание, если не все гетто. Я не уверена. Но они загоняют людей в грузовики.
Джулия осторожно села в кровати, подоткнула новорожденного малыша двумя подушками и натянула халат поверх сорочки. Вставая, она заметно пошатывалась, и Ева поспешила придержать ее за узкую спину. Она была слишком худой. А ведь ей еще предстоит кормить ребенка. Впрочем, сейчас это составляло наименьшую из их проблем.
– Марио еще не вернулся? – прошептала Джулия, оглядываясь на маленькую гостиную.
– Нет. Но это к лучшему. Так его, по крайней мере, не схватят.
Джулия начала дрожать, и Ева с тошнотворной уверенностью поняла, что в заключении та не протянет и недели. Как и младенец.
– Надо спрятаться, Джулия, – сказала она твердо. – Думай. Где мы можем спрятаться?
Джулия отчаянно потрясла головой. В пустых глазах читался только ужас.
– Нигде. Здесь негде прятаться, Ева.
Ева отпустила ее и снова подкралась к окну. Улица наполнялась людьми, солдаты лающе выкрикивали приказы, время от времени раздавались звуки пальбы. Еве оставалось лишь надеяться, что это холостые выстрелы, призванные нагнать страху, а не направленные в кого-то конкретного. Что ж, если их целью действительно было вызвать страх, своего они добились. Хотя так и не сумели разбудить вымотанных за ночь детей.
– Мы спрячемся здесь, – заявила Ева бодро. Разумеется, это не сработало бы. Это просто не могло сработать.
Но это было уже что-то.
– Где? – пискнула Джулия.
– Помоги мне! – И Ева начала толкать прямоугольный стол с массивной мраморной столешницей – слишком тяжелый, чтобы предыдущие жильцы решились забрать его с собой. Если им удастся подтащить его к двери и перевернуть вертикально, он как раз забаррикадирует вход. Это было единственное, что пришло Еве на ум.
Джулия подскочила к ней и принялась помогать изо всех своих скромных сил. Вместе они подтащили стол к двери, молча отдуваясь и процарапывая по паркету длинные борозды.
Когда до цели оставалось чуть больше полуметра, они попытались водрузить стол стоймя, но не совладали с весом и едва успели перевернуть падающую громаду набок. В итоге он встал горизонтально, еще на полметра высунувшись с обеих сторон дверной рамы.
Ева последним толчком загнала его точно под ручку и невольно задумалась, не использовался ли он так уже прежде.
– Дверь заперта? – спросила Джулия чуть слышно, все еще задыхаясь от натуги. Низ ее ночнушки был алым от крови, по голому полу тянулась цепочка темных капель. Ева не знала, какое кровотечение считается нормальным после родов, поэтому притворилась, будто ничего не видела. Сейчас на жалость не было времени.
– Заперта. Но вы с детьми должны спрятаться в шкафу в спальне. Заставь их сидеть тихо любой ценой. Я буду держать дверь. Может, они подумают, что здесь никто не живет, и уйдут. Если не получится, я скажу, что одна тут.
И Ева, не дожидаясь ответа Джулии, бросилась к спящим детям. Подхватила на руки Эмилию, отнесла ее к шкафу и осторожно положила в углу, прислонив к задней стенке. Девочка тотчас свернулась клубком, словно на материнской груди. Удивительно, но она даже не захныкала. Джулия помогла Лоренцо подняться и доковылять до места; при этом мальчик так и не разлепил веки. Ева решила, что дальше тетя справится сама, и плотно закрыла за ними дверь спальни.
На лестнице уже грохотали сапоги.
Ева бросилась к входной двери и уперлась спиной в стол, а ступнями в противоположную стену, которая создавала узенькую прихожую между кухней и гостиной, после чего напрягла ноги и зажмурилась. Неожиданно она осознала, что повторяет строки из Амиды
[6]: «Воззри на наши бедствия, и заступись за нас, и спаси нас скорее ради Имени Своего, ибо могучий Спаситель Ты». Она не могла выпрямиться и сделать три шага, как того требовал обычай, но решила, что если Господь оскорбится этим в такую минуту, то спасения от него ждать уж тем более нечего. Поэтому она просто продолжала молиться, на всякий случай прибавляя после каждого раза: «Избавь нас!»
Дверь содрогнулась под ударами кулаков.
– Öffne die Tur! – приказал голос по-немецки, и Ева зажала ладонями рот, чтобы заглушить рвущийся из горла крик.
Из спальни не доносилось ни звука.
– Öffne die Tur!
– Воззри на наши бедствия, и заступись за нас, и спаси нас скорее ради Имени Своего, ибо могучий Спаситель Ты, – прошептала она сквозь трясущиеся пальцы.
– Открыть дверь! – рявкнул другой голос на корявом итальянском. За спиной снова замолотили кулаки. Ручка затрещала, косяк застонал под мощными толчками из коридора, но замок, укрепленный баррикадой из стола, выдержал. У Евы от напряжения начали дрожать ноги.
В следующую секунду ее оглушили два выстрела. Пули прошили дверь у нее над головой, и колени Евы немедленно обмякли. В коридоре отчетливо чертыхнулись – видимо, немец забыл предупредить напарников, чтобы те прикрыли уши. Ева осторожно перевела взгляд на две дыры в стене. Пули с легкостью продырявили дерево и ушли глубоко в старую штукатурку. Вокруг лениво опускалось облачко пыли. У Евы по щекам заструились слезы ужаса, но молитва костью застряла в горле. Она не могла ни закричать, ни пошевелиться.