Из песка и пепла - читать онлайн книгу. Автор: Эми Хармон cтр.№ 34

Та взяла свой огромный чемодан, который все это время таскал Анджело, кое-как ухватила другой рукой саквояж и скрипку и поковыляла за монахиней, стараясь не очень отставать. Настоятельница провела ее в неприметную дверцу слева от входа и, пока они поднимались по узкой лестнице, наконец удостоила некоторыми объяснениями:

– В обители проживают монахини бенедиктинского ордена и францисканки-миссионерки Непорочного Сердца Марии. Раньше нас было больше, но дни славы обители, увы, миновали.

Ева невольно задумалась, как давно миновали эти дни. Два столетия назад? Три?

– Раньше эти комнаты занимали насельницы, но теперь нам не нужно столько места. Часть монахинь ведет уединенный образ жизни, но часть активно несет апостольскую весть в миру. Так что эти помещения мы сдаем квартирантам. Небольшой доход никогда не помешает. А уж сейчас особенно.

Ева кивнула, гадая, надолго ли ей хватит привезенной пачки банкнот. Деньги стремительно обесценивались. Скоро их можно будет использовать вместо туалетной бумаги. С этой точки зрения захваченные ею драгоценности выглядели надежнее.

Настоятельница толкнула дверь и зашла внутрь. Убранство комнаты сводилось к узкому матрасу на железном каркасе и деревянному кресту на стене; с другой стороны виднелись простой стул, несколько выдвижных ящиков и маленький шкаф. Матушка Франческа зажгла настольную лампу, как бы обозначая, что отныне это и есть Евин дом.

– Это твоя комната. В конце коридора – общая ванная, но, кроме тебя, квартирантов сейчас нет. Редкая роскошь. Вечерняя служба в шесть. Ожидается, что ты к нам присоединишься.

– Но… я не католичка, – запротестовала Ева.

– Теперь католичка.

«Паломница», неожиданно отошедшая в мир иной, была на самом деле старой еврейкой, которая решила остаться в Риме, когда ее сын с семьей бежал в Геную. Сестры-адоратки приняли ее у себя, и она тихо почила во сне, сидя у окна в белом плате и черном католическом подряснике с чужого плеча.

Анджело заверил настоятельницу, что завтра первым же делом посетит раввина главной синагоги и узнает у него, нельзя ли провести похоронный обряд по иудейскому обычаю. В противном случае им пришлось бы похоронить усопшую на монастырском кладбище. Другого выхода у них не было. Она умерла среди монахинь и будет покоиться среди монахинь. Возможно, когда война закончится, они смогут убрать крест и установить вместо него звезду Давида. Возможно, смогут написать ее настоящее имя. Возможно, однажды ее семья вернется и возложит на могилу несколько гладких камушков, как делала когда-то Ева в знак почтения к предкам, которых даже не знала. Но также оставалась вероятность, что Регине Равенне придется вечно лежать в земле под чужим именем и бессмысленным крестом и правду будут хранить только Анджело и сестры Поклонения Святым Дарам.

Это знание и ответственность давили на Анджело. Будь его воля, он бы начал вести записи. Завел толстую книгу и заполнил ее длинными списками беженцев и их родственников, чтобы потом отчитаться за каждого человека, за которого чувствовал ответственность. Но записи и списки были опасны. Поэтому самые необходимые бумаги он держал в Ватикане, а в остальном лишь умолял Господа укрепить его память, чтобы никто и ничто не кануло в небытие.

Домой он возвращался уже после наступления комендантского часа, но, по счастью, ни на кого не наткнулся. У него были документы, позволяющие выходить на улицу в любое время – если того требовал священнический долг, – но ему не хотелось лишний раз врать о старой женщине, к которой его вызывали. А женщиной этой была беспаспортная еврейка.

Последнюю пару лет Анджело только и делал, что громоздил одну ложь на другую. Иногда он скучал по крохотной деревушке, где провел первые полгода после рукоположения. Есть, молиться, спать, служить мессы. Вот и все, что ему нужно было делать. К тому же улицы там были настолько узкими, а дорога до деревни такой крутой и извилистой, что немецкие танки трижды застряли бы, прежде чем до нее добраться. Однако затем его вызвали в Рим и провели экспресс-курс по служению и выживанию на улицах Вечного города.

Монсеньор Лучано – в некотором смысле его покровитель и человек, наблюдавший за ним столько лет, – устроил Анджело своим помощником в курию. Это был совершенно новый опыт. В курии он познакомился и с монсеньором О’Флаэрти, ирландским священником в Ватикане, который был глубоко вовлечен в работу с беженцами. Так началась двойная жизнь Анджело. Целыми днями он бегал по городу и заглядывал в каждую церковь, каждый монастырь, каждую обитель и каждую общину, откуда возвращался с записями о количестве и доступности комнат.

И люди начали приходить. Еврейка, которой нужно было спрятать сыновей. Раввин, который не хотел оставлять свою паству, но понимал, что таким образом создает угрозу для семьи, и надеялся уберечь хотя бы ее. Слух распространился, и поток беженцев стал постоянным. Вся церковь оказалась втянута в смертоносную игру в прятки, и Анджело обратился в зрение и слух – молодой священник с хромотой и способностью к языкам, особенно хорошо понимающий евреев. Он знал их требования к пище, знал религиозные обычаи и очень скоро стал очередной шестеренкой в огромном механизме, чьей целью было спрятать всех тех, на кого велась охота.