– Ева, прошу тебя, – взмолился Анджело так жалобно, что она едва не подумала, будто все предыдущее ей послышалось.
– Я не хочу оставаться в одиночестве, – пробормотала она, ненавидя себя за беспомощный тон.
– Лучше в одиночестве, чем за решеткой, – твердо ответил Анджело, хотя глаза его светились сочувствием.
– Не знаю, Анджело. Я бы не была так в этом уверена.
– Ева. – Он вздохнул. – Ты же не всерьез.
– А откуда ты знаешь? – мгновенно ощерилась она. – Откуда тебе знать, что я чувствую?
Анджело смерил ее взглядом, говорящим, что ему известно абсолютно все про ее чувства, и Ева раздраженно отвернулась к окну. Ничего он не знал.
– Я уже сказала семье, что приеду, – упрямо повторила она. – Меня ждут. Уверена, тебя они тоже будут рады видеть.
Анджело только покачал головой; гнев сомкнул ему губы и превратил залегшую между бровей складку в ущелье.
– Я их повидаю, мы вместе пообедаем, а потом ты запрешь меня в монастыре, если считаешь это строго необходимым, – добавила Ева, прежде чем он успел возобновить свое наступление.
Анджело с облегчением выдохнул, и остаток пути они провели в угрюмом молчании.
* * *
Чтобы добраться до дяди Августо, им пришлось пересесть с одного автобуса на другой, а потом еще проехать пару кварталов на трамвае от бульвара Домина. Было два часа пополудни, а путешествовали они с шести утра. Анджело выглядел на удивление бодрым; его черная сутана и широкополая шляпа пережили дорогу значительно лучше, чем Евина красная облегающая юбка и белая блуза. Сейчас она чувствовала себя только грязной и помятой и без всяких сожалений сняла шляпку, пока они ждали у двери. Здание было чистым и опрятным, коридоры широкими и светлыми, и все же это был серьезный шаг назад по сравнению с флорентийским домом дяди Августо, который сейчас сдавался за гроши неевреям. Наконец дверь чуть-чуть приоткрылась, и в щелку выглянул карий глаз.
– Ева! Анджело! – Дверь распахнулась настежь, и Клаудия, заметно менее пухленькая, чем в их последнюю встречу (единственный плюс военных пайков), энергично втянула Еву в тесную прихожую. Анджело постигла та же участь.
Ева мельком отметила натертые до блеска полы, картины на стенах и предметы мебели, которые помнила еще по Флоренции. Домашняя атмосфера и старание сделать квартиру по-настоящему уютной несколько ослабили узел у нее в желудке. Все это время она беспокоилась о тете, дяде, кузенах. Но, судя по увиденному, дела у них шли неплохо.
– Мы не хотели без вас садиться за стол, – продолжала щебетать Клаудия. – Леви раздобыл фруктов. Он у нас настоящий гуру черного рынка! Может достать то, чего нет нигде.
Гостиная оказалась забита битком.
– Ева, помнишь Джулию? Мамину сестру?
Джулия была намного младше Бьянки – ей едва ли сравнялось тридцать, – и Ева с Клаудией привыкли воспринимать ее скорее как умудренную опытом старшую сестру, чем тетю. Она и сейчас была очаровательна, хотя находилась на последних месяцах беременности. Завидев Еву, она устало улыбнулась и попыталась приподняться, однако ее муж, Марио, решительно усадил жену обратно на софу и вместо этого встал сам.
Марио был врачом: высокий стройный мужчина с добрыми глазами – характерная еврейская черта, если верить Камилло.
– У нас, евреев, добрые глаза и быстрый ум, – говорил он обычно.
Ева не знала, насколько это соответствует истине. Камилло объявлял характерными еврейскими чертами все подряд, но Марио немного напоминал отца, так что, возможно, это была правда.
Ева присутствовала на свадьбе Марио и Джулии – в ту пору ей исполнилось двенадцать или тринадцать, – и они с Клаудией сочли Марио весьма привлекательным мужчиной. К тому же он играл на скрипке, что по умолчанию делало его родственной душой. На самом деле он был не особенно красив – теперь Ева ясно это видела, – но все его лицо лучилось добротой, и он был безусловно предан жене. Ева тепло ему улыбнулась и потрясла ладошку маленькой девочке, у которой от радости сразу проступили ямочки на щеках.
– Это Эмилия, – представил ее Марио. – А юноша, который скоро побьет Леви в шахматы, – Лоренцо, наш старшенький.
Услышав свое имя, Лоренцо – мальчик восьми или девяти лет с двумя дырками вместо передних зубов – поднял голову от шахматной доски и заулыбался. Леви тут же прервал игру, в три огромных шага добрался до Евы и Анджело и сгреб Еву в медвежьи объятия. Та расхохоталась, а маленькая Эмилия принялась верещать, чтобы ее покружили тоже.
– И меня, меня! Покружи меня, Леви!
– Точно! Покружи лучше Эмилию! – рассмеялась Ева, когда он наконец опустил ее на пол.
Леви с Анджело обменялись рукопожатием, и тетя Бьянка принялась звать всех к столу, на котором был наскоро сервирован нехитрый обед. Беседа перекидывалась с одной темы на другую – после двух лет разлуки нужно было многое наверстать. Затем Анджело перешел к волнующим его вопросам, и Ева повернулась к Джулии, чтобы тоже удовлетворить любопытство.
– Когда ждешь ребенка?
– Через месяц, – вздохнула Джулия так тяжко, словно месяц был вечностью. – Я бы и сейчас не прочь, но обстоятельства не самые подходящие.
– Вы тоже квартируете в этом здании?
– Нет. Мы живем в старом гетто, – ответила Джулия быстро. – Марио – врач, но из-за новых законов потерял всю клиентуру. У нас был дом в Перудже…
Фраза оборвалась, и Ева не стала настаивать на продолжении.
– А ты останешься с Августо и Бьянкой? – вежливо перевела тему Джулия.
– Я пока не уверена, – замешкалась Ева, не желая поднимать вероятно неудобный вопрос. Разумеется, ее ответ не остался незамеченным.
– Что значит – не уверена? – возмутилась Клаудия с другой стороны стола. – Конечно же, ты останешься у нас! У меня в комнате достаточно места.
– Я уже подготовил для нее жилье, – вмешался Анджело, и Клаудия тотчас нахмурилась.
– Но… зачем?
– Ева останется здесь, – заявил дядя Августо, как будто ставя точку в дискуссии.
– Здесь небезопасно, – сказал Анджело негромко. – Небезопасно для всех вас, если говорить начистоту. Вам лучше сменить квартиру, Августо. Или уехать из Рима.
– Но Рим – самое безопасное место для евреев! Папа – наша лучшая защита. Здесь немцы ведут себя прилично. Никто не хочет публичных разборок с Ватиканом. А каждый третий немец – католик. Ты знал, Анджело? Именно поэтому я и привез сюда семью.
– Папа в безвыходном положении. У него нет никакой власти над Гитлером. Он не смог спасти евреев в Германии. Не смог спасти их в Австрии и в Польше. И в Риме не сможет тоже.
За столом повисло тяжелое молчание, и Ева вздрогнула. Анджело отложил вилку и мрачно посмотрел на Августе.
– Если вы не хотите прятаться, это ваш выбор. Но Ева здесь не останется. – Следующие слова он произнес еще тише, словно у стен могли быть уши: – В крайнем случае позвольте мне сделать вам новые документы. Предъявите их немцам, когда они начнут стучать в дверь.