– Крошек не будет, – на всякий случай сразу предупредил я. – Можешь лететь дальше.
Голубь повертел головой, говоря мне, что ему всё равно.
– Ну, я тебя предупредил.
И я продолжил наслаждаться мороженым. Наслаждался я ровно до того момента, пока проходивший мимо лабрадор не дёрнулся в сторону скамейки и не перекусил потерявшему страх голубю горло. Хозяин лабрадора принялся яростно ругать его, хотя ничего глупее быть не могло. Пёс искренне не понимал причину недовольства и я, хоть мне и было жаль голубя, был на его стороне. Он ведь пёс. Ему положено не только приносить тапки и газеты, но и быть псом: лаять, кусаться, гоняться за кошками и птицами. Закончив с нравоучениями, хозяин лабрадора взял газеткой мёртвого голубя за крыло и аккуратно опустил его в урну для мусора. Отлитый в цементе параллелепипед стал саркофагом для неосторожной птицы. Потом хозяин и его пёс продолжили путь, и пока я мог их видеть, мужчина что-то выговаривал собаке, а та плелась рядом, виновато опустив морду. Гибель живого существа несколько притушила костёр вселенского умиротворения, разгоревшийся в моей душе. Теперь я посмотрел на проходивших мимо людей совсем другими глазами. Та беззаботность, с которой они расходовали драгоценные мгновения своей жизни, показалась мне кощунственной. Особенно нелепо теперь смотрелась влюблённая пара, ослеплённая своим счастьем. Эти эгоисты даже не увидели трагедии, разыгравшейся в десяти шагах от них. Как можно быть такими слепцами? Мне захотелось быстро доесть мороженое и бросится по аллее, крича всем, чтобы они открыли глаза и оглянулись на происходящее вокруг. Оглянулись внимательно, до рези в глазах. До спазмов костного мозга. Наверное, только мороженое меня и остановило. Я остался сидеть в тенистой аллее. Рядом, в урне, остывал трагически погибший голубь, где-то по улице брёл ничего не понимающий пёс и его глупый хозяин, тётка-мороженщица взволнованно поглядывала на небо, а влюблённая пара продолжала целоваться, мало заботясь о том, что происходит вокруг.
Нагулявшись по городу, я оказался стоящим на Почтампском мосту. С проплывавших внизу катеров пространство оглашали рассказы экскурсоводов про Юсуповский дворец. Подвыпившие пассажиры махали руками. Я стоял, облокотившись на перила, и смотрел в сторону Новой Голландии. Мост подрагивал под ногами в такт шагам прохожих за спиной.
Вот интересно, можно ли приравнять убийство Распутина к такому индивидуальному террору, как, например, убийство Плеве или Столыпина? Мысль показалась неожиданной. Ещё неожиданней был раздавшийся за спиной крик, адресованный явно мне:
– Вот ты где!
Я обернулся. На меня смотрел Вован.
– Ты как? – Вован, пожал мне руку и встал, перегородив узкий Почтампский мост.
Я тоже обрадовался встрече.
– Я нормально.
– Собака сказала, где тебя искать.
Я кивнул.
Мы пошли к улице Декабристов по Прачечному переулку в поисках какой-нибудь кафешки. Как я понял из рассказов Вована, в этом районе он прекрасно ориентировался в подобных местах. Впрочем, в этой акватории я и сам был неплохим лоцманом. Здесь жили мои бабка с дедом, и теперь сюда переехал я, чтобы быть подальше от всего и всех.
Мы вышли на Декабристов и пошли в сторону Крюкова канала, свернули в Львиный переулок и тут же зашли в нужное заведение, отворив неприметную пошарпанную дверь из морёной сосны. Заведение не претендовало на изысканность, что нам и было нужно.
– Бывал тут? – на всякий случай спросил я.
– Да. Нормальное место, – успокоил меня Вован.
Едва мы уселись за столик, как тут же возникла девушка с двумя меню в толстых кожаных переплётах.
– Чего-нибудь выпить, пока выбираете?
– Пива, – сказал Вован и вопросительно уставился на меня. – Ты как по пиву для начала?
Я кивнул. Пиво так пиво, какая разница?
– Два светлых, чешских.
Этого заклинания оказалось достаточно, чтобы девушка исчезла на первое время.
Из окна, через мутноватое стекло с каким-то совсем неуместным тут витражом, пробивался уличный свет. Под потолком, над столиком, висела модная нынче энергосберегающая лампочка в диковинном абажуре. Сплав современности и дремучего прошлого. Вдалеке, за барной стойкой, непонятного вида субъект читал газету.
– Ты как насчёт поесть?
Я подумал, что давно не ел.
– Нормально…
– По соляночке?
– Давай.
– У них солянка зачётная.
Официантка принесла пиво. Маленькие капельки стекали по запотевшей кружке робкими, дрожащими параллельными прямыми. Я взял кружку в руку и посмотрел на мир через янтарный светофильтр.
– Что будете заказывать?
Вован опять принялся терзать меня.
– Значит по солянке, да?
– Да.
– А потом?
– Можно к пиву что-нибудь…
– Попробуйте гренки, – предложила девушка.
Вован почесал нос.
– Гренки… – повторил он, рассеяно. – Это как-то по-студенчески…
Девушка молчала, я тоже.
– Давайте сырную тарелку, – наконец, сообразил Вован.
Девушка быстро дописала в маленький блокнотик информацию про сырную тарелку.
– И пива сразу ещё несите, – оживил я ситуацию.
Вован понял это как намёк и призывно поднял бокал:
– За встречу!
Мы в пять глотков осушили кружки.
– Вкусное пиво! – похвалил я, отчасти чтобы порадовать старого собутыльника, отчасти потому что пиво и вправду было хорошим.
– Я ж говорю, место правильное, – заулыбался он.
– Мне позвонила Собака. Сказала, что ты уже три месяца как съехал в бывшую бабкину квартиру. С тех пор от тебя ни слуху, ни духу.
Я повертел в руках зубочистку, на которую был наколот кусок камамбера.
– Всё так…
Я прикрыл глаза. Почувствовал, как пиво начинает кружить голову.
Из этого меня выдернул Вован:
– Что с работой?
Я пожал плечами. Странный вопрос.
– Ты знаешь… – я помедлил с ответом. – Как ни странно, теперь, когда мне стало всё похуй, с работой стало вообще заебись.
Я улыбнулся и приподнял бокал.
– А ты как живёшь?
Мы сделали по глотку. Вован повёл своими богатырскими плечами:
– По-разному, старик… По-разному… Но мы тут не про меня собрались, давай, хватит бухать. Пора домой.
Я допил пиво:
– Так у меня тут тоже дом.
– Но в нём нет тех, кто тебя любит. А дом это место, где тебя любят. Остальное – гостиница.