Я пожал плечами, чтобы выиграть время. Странно, но о чём-либо спрашивать её мне совсем не хотелось. Просто было спокойно от того, что она сидит рядом.
Она отпила глоток:
– Горячий.
Я кивнул:
– Конечно, только что ведь вскипел.
– Что-то ты сегодня не разговорчивый.
Я опять кивнул. Не хотелось своим голосом портить такое удивительное утро. Как в детстве, украшая новогоднюю ёлку, не хочется уронить самый красивый шарик.
– Я, наверное, должна рассказать как у нас дела?
– Не обязательно.
– Ого! Вот это нервы!
– Да, нет… Я просто с бодуна всегда такой…
«И всегда ты этот шарик роняешь», – подумал я про себя.
– Меланхолично-флегматичный?
– Разве это не одно и то же?
– Может быть, но в любом случае за точностью формулировок – это к Собаке, – Кошка деловито достала чайную ложку из ящика стола. – Тебе ложка нужна, мудило?
Я не заметил, когда я стал мудилой, но возражать не стал. Против ложки тоже.
– Может, я не вовремя пытаюсь затеять этот разговор? – размешав сахар, спросила она.
Это был очень странный вопрос. И я его не понял.
– Там в хлебнице есть бублик. Вчера он был свежий.
А это был очень странный ответ.
Она улыбнулась, повернувшись в пол-оборота, достала бублик. Обычный, с маком.
– Спасибо, я как раз голодная.
– Зачем пришла?
– От гипертрофированного чувства ответственности… – она впилась зубами в выпечку. На стол посыпались маковые зёрнышки. Я невольно улыбнулся от умиления.
– Ещё ничего, – одобрила она качество бублика. – Не деревянный.
– Это всё заслуга современной химической промышленности.
Она кивнула с набитым ртом, соглашаясь.
Я смотрел, как она ест, и совсем не волновался. Ещё удивительнее было то, что звуки за окном стихли, и наступила абсолютная тишина. Кошка доела бублик и запила чаем.
– Спасибо за угощение.
– Всегда пожалуйста. Ты как вошла?
– Через форточку. Что за глупый вопрос.
– Ах да… Форточка…
– Долго будешь самоуничтожаться?
– Не знаю… Пока не готов обозначить какие-то рамки.
– Конечно, не готов! У тебя отродясь никаких рамок не было, сейчас-то им откуда взяться?
– Согласен… Рамки – не мой жизненный принцип…
– Только вот из-за этого самого отсутствия такого простого принципа, ты просрал всю свою жизнь.
– Просрал…
– Ладно, я рада, что у тебя всё нормально. – Кошка отодвинула чашку. – Мне пора, до дома долго добираться.
– Как ты вообще сюда добралась? Своим ходом?
– Как в стишке: «А котята прицепились и бесплатно прокатились»…
– Что, серьёзно?
– У нас неплохо развит наземный транспорт, а когда ты ловок и быстр…
– Будь осторожнее. Мир не без добрых людей…
– Ты тоже. От Собаки тебе привет.
– Ей тоже передавай. И всем, кого увидишь…
Я открыл глаза. Я всё также сидел на стуле у себя на кухне. Звуки внешнего мира вернулись: вороны, трамваи, дети, ругань автовладельца… Никакой Кошки не было и в помине. Чайник стоял на плите, передо мной была полная кружка чая, вчерашнего и холодного. За тем местом, где только что в моём сне сидела Кошка, остались чёрные точки маковых зёрен на скатерти и пустая кружка. Я открыл хлебницу – бублика не было.
Весь день я размышлял о случившемся. Хотя, как правильно это обозвать? Ведь, скорее всего, ничего не было. Вернее, никого. А бублик я сам съел, и чай выпил тоже сам, когда находился в пьяном безобразии. И, если разобраться, это ещё было не самое страшное из того, что могло бы случиться. Вот если бы я пошёл гулять по карнизу и наебнулся в детскую песочницу, в чьи-то куличики… Повздыхав-поохав, я решил, что самое правильное, что можно сделать в моей ситуации сейчас – это выйти на свежий воздух и нырнуть с головой в солнечную ванну. Это быстро выветрит из меня все симптомы. Натянув джинсы и проверив, выключены ли электроприборы, я вышел на лестницу. Квартира была невысоко, поэтому лифтом я не пользовался, предпочитая разминать ноги при случае. Спустившись и выйдя во двор, развёл руки в стороны, вдохнул полной грудью… Из окна первого этажа сквозь зажмуренные глаза на меня смотрел кот, выше у кого-то играла старая запись Адриано Челентано…
Как замечательна жизнь!
Я пошёл по бульвару, приветливо заглядывая в лица прохожих. С тополей облетал пух, на лавочках сидели пары, было слышно, как вдалеке, на площади, играет музыка. Солнце, пробиваясь сквозь листву, разбегалось по земле калейдоскопом ярких осколков. Меня важно обнюхал маленький бульдог, похожий на свою хозяйку: старую бабушку, которая еле-еле ковыляла на кривых ногах с постоянной скоростью, позволяющей собаке без проблем успеть сделать все свои дела. Проводив их взглядом, я подумал на секунду, что на самом деле непонятно, кто из них кого вы гуливает.
Впереди замаячила передвижная тележка с напитками и мороженым. Я поискал в кармане мелочь. Как раз хватало на стаканчик.
– Приятный день, – улыбнулся я продавщице.
Женщина с сильно загоревшим лицом и рыхлой кожей пересчитывала деньги, пряча их в маленькую сумочку на поясе.
– Дождя бы не было, – оторвавшись от пересчёта и деловито посмотрев на небо, заметила она.
– Разве обещали? – я что-то не мог припомнить такого прогноза в новостях.
– Да вроде нет, но у них же всё всегда не слава Богу, – сказала она, доставая стаканчик.
– Не должно. – Теперь на небо посмотрел я: маленький звенящий синий кусочек в разрыве зелёных листьев.
– Хорошо бы…
Выбрав пустую скамейку, я присел, вытянув ноги. Всем видом демонстрируя полное согласие с внутренним миром и с миром внешним, я сидел, и не хотел вспоминать о прошлом. Чуть поодаль, метрах в двадцати, на скамейке беззастенчиво обнималась молодая пара. Иногда они начинали громко смеяться. Девушка была в лёгком белом платье в чёрный горошек, с длинными красивыми ногами. Парень – в джинсах и футболке с символикой футбольного клуба. Счастливые и полные надежд. Невольно улыбнувшись им, я как-будто ощутил, что магия всеобщего счастья и спокойствия окружает меня. Странное чувство не материальности пространства и перехода его в состояние, когда за ним можно наблюдать со стороны, замечая только положительные эмоции. В сущности, ответ на все вопросы – это спокойствие в собственной душе. Когда оно есть, то остальное смешно и неважно. И как это я раньше не додумывался до такого?
На край скамейки присел голубь. Повертев своей головой так, чтобы оба его глаза убедились в моей безобидности, он издал свой типичный голубиный звук. Я вдруг подумал, что впервые вижу, как голубь сидит на скамейке. Обычно они всегда копошатся на земле, рядом с сердобольной нафталиновой старушкой, а чтобы на скамейке… Нет, такого я не припоминал.