Редкий тип мужчины - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Ромм cтр.№ 37

Все было хорошо, но для полного счастья чего-то все-таки не хватало. Жизнь без Алексея была замечательной, но какой-то пресноватой, что ли. Одно время Инга пыталась «приправить» жизнь романтикой. Меняла любовников как перчатки, ударялась в разгулы, побывала на Ибице и оттянулась там так, что от воспоминаний волосы дыбом вставали. Но скоро Инга поняла, что романтика плохая приправа, выдохшаяся, – тело тешится, а душа скучает. Если не выпить как следует, душа скучать не перестанет. А когда напьешься, то ничего больше не надо – ни романтики, ни чего другого. Сладостное умиротворяющее тепло разливается по душе, и под воздействием этого тепла все вокруг меняется. Действительность становится такой, какой ее хочется видеть. Лучшей «приправой» Инга считала «Фог»  ^[6], один из вариантов «ерша», смесь пива с текилой. И чем больше текилы, тем лучше.

Что некоторые люди могут притворяться, Инна открыла еще в детском саду. Когда рядом не было родителей или начальства, воспитательница Елена Витальевна кричала на детей, обзывала их придурками, недоумками и разными другими словами. При заведующей или при родителях Елка-Палка (прозвище было дано за высокий рост и худобу) преображалась. Глядела приветливо, говорила ласково, сюсюкала: «Ах вы, заиньки мои дорогие…» Как будто два разных человека – удивительно.

Школа обогатила новым опытом, там, кажется, притворялись все, кроме вечно недовольного директора, который всегда был одинаковым и остался таким даже после того, как его сняли с директорства. Из школы бывший директор не ушел, стал преподавать труд, но ходил все с тем же кислым выражением лица, навевающим уныние на окружающих. Учителя во время уроков говорили одно, а на переменах, собравшись в кучку у окна (якобы наблюдая за порядком), – совсем другое. Было очень интересно подслушивать (немножко стыдно тоже было) и сравнивать.

Но всех притворщиков переплюнул сосед Павел Васильевич, милый, улыбчивый, еще бодрый старичок (сколько ему было – шестьдесят пять? Семьдесят? Когда тебе одиннадцать лет, и сорокалетние кажутся стариками). Для детворы у Павла Васильевича всегда находились карамельки и ласковое слово, взрослые любили его за безотказную готовность помочь. Павел Васильевич работал в ЖЭКе электриком – нужный человек. Денег с соседей он не брал, но от поднесенной рюмочки никогда не отказывался. В подпитии становился еще добрее, чем в трезвом виде. Инна пьяных боялась, потому что многие из них кричали или дрались, но Павел Васильевич со своим вечным «на, детка, конфетку» не внушал никаких опасений. Девятого мая Павел Васильевич сидел во дворе в мундире с орденами – ветеран! – и угощал детей не карамельками, а шоколадными конфетами, «Белочкой» или «Каракумом». Когда заканчивались (подходить за конфетами можно было без конца), приносил из дома новый кулек. Соседи, а особенно соседки, Павла Васильевича жалели – хороший человек, золотой характер, а жизнь не задалась, живет бобылем. Когда за Павлом Васильевичем приехала милиция (сентябрь, суббота, вечер – половина дома была во дворе), люди глазам своим не поверили, решили, что это какая-то чудовищная ошибка. А когда узнали, за что его арестовали, то полгода потом ахали и говорили: «Ксенофонтов-то, из двадцать шестой квартиры, кем оказался! Кто бы мог подумать!» А оказался Павел Васильевич фашистским прихвостнем, дослужившимся до начальника полиции в каком-то белорусском городе и жившим после войны по документам убитого им человека, демобилизованного по ранению. Вот такой оказался «ветеран» и «хороший человек». Даже дети понимали, какой ценой можно было сделать карьеру у фашистов.

Инна много думала о Павле Васильевиче. Ну как же так? Почему никто ничего не заподозрил? Да, Павел Васильевич казался таким добрым, совсем не похожим на тех полицаев, которых показывали в кино, но ведь кто-то должен был почувствовать фальшь, что-то заметить. Инна поделилась своими думами с Ингой, но сестра тогда только-только влюбилась в мальчика из девятого класса и ни о ком другом думать и разговаривать была неспособна. Мать с отцом сходились на том, что Павел Васильевич, конечно, фашистская сволочь, но актер в нем умер гениальный. «Разве можно играть роль много лет и ничем себя не выдать?» – удивилась Инна. Мама объяснила, что если хорошо вжиться в роль, то она становится твоим вторым «я» и можно уже не просчитывать каждый жест и каждое слово. А отец добавил, что в этом-то как раз и заключается актерский талант, чтобы не играть другого человека, а стать им на время. Или на всю жизнь. Потом мама сказала, что отец все никак не может выйти из роли Барона, родители начали ссориться, и Инна не успела обсудить с ними до конца свои выводы. А потом как-то забылось. По сути, и обсуждать было нечего, потому что и так все ясно. Бывают такие искусные притворщики, которые кого хочешь могут обмануть, – это раз. Не следует доверять человеку, прежде чем хорошо его не узнаешь, – это два.

Не следует доверять с первого взгляда, с первого слова, с первого дня знакомства, но если ты влюбляешься с первого взгляда, то и веришь сразу же. А как же иначе? Невозможно любить и не верить, не верить и любить.

– Любовь зла! – хором утверждали подруги и коллеги. – Полюбишь такого козла, что потом не будешь знать, что делать…

Да, действительно, как-то так получилось (случайность? закономерность?), что Инну окружали женщины, несчастные в любви. Однокурсницу Полину Савину первый муж, ревнуя, избивал до полусмерти, а второй просто мог походя приложить кулаком. Поначалу Полина утешалась пошлой сентенцией «ревнует – значит, любит», потом терпение иссякло, и она развелась. Другую однокурсницу, Таню Гришину, неверный муж заразил сифилисом да вдобавок принялся рассказывать всем и каждому, что это Таня «наградила» его дурной болезнью. Таня пробовала отравиться, но ее спасли. Помог случай: перед тем как уйти из жизни, Таня, всегда бывшая «пышечкой» и оттого строго ограничивавшая себя в еде, решила оттянуться и досыта наелась пирожных. На полный желудок таблетки всасываются плохо – повезло. И от избытка эклеров может быть польза. Школьную подругу Любу Буданцеву муж лишил квартиры. Прописался, развелся, вынудил разменять, причем настолько затерроризировал бедную Любу, что она согласилась на первый попавшийся вариант, лишь бы скорее разъехаться. Теперь Люба живет в подмосковном Лыткарине, ездит на работу полтора часа в один конец и при том счастлива, что отделалась от мужа, за которого когда-то выходила замуж по большой любви, против воли родителей, которые (со стороны же видней) убеждали дочь, что ее избраннику нужна не она, а ее жилплощадь в комплекте с московской пропиской. Но всех перещеголял муж скрипачки Иры Калединой. Ира отдала ему все, в том числе и свое перспективное будущее (преподаватели в один голос прочили ей успех, славу и все прилагающиеся к этому блага). Женщина, которая родилась со смычком в руке, превратилась в домохозяйку. Родила трех детей, тащила на себе дом, угождала, как могла. Вчерашние супы разборчивый муженек не ел, готовить приходилось каждый день, по поводу увиденной на полу соринки (подними да выбрось) устраивал скандал. Кроме тиранства с занудством, муженек погуливал и попивал – полный набор пороков. Ира терпела – семья, дети, и вообще «все так живут». Она бы и до сих пор терпела, наверное, но муж закрутил роман с молоденькой соседкой по лестничной площадке – закрутил напоказ, не стесняясь ни жены, ни детей. Хочу, мол, и делаю. Такого пренебрежения Ира вынести не смогла – подала на развод.