Он помолчал немного, довольный тем, что к его словам прислушиваются, и по-дружески посоветовал Владимиру:
— Хочешь быть князем, проси помощи, даст! Слышно, с Глебом не ладят! Сам не знает, чего хочет! И византийцам врёт, и нам врёт! Никого не слушает...
Дворец хакана не так уж велик, как казалось, когда его разглядывали издали, ближе не подпускали гвардейцы правителя, а там были и тюрки, иранцы, не обошлось и без славян. Вблизи не видно особой роскоши, может потому, что русские не знают цены мрамору и другим отделочным камням, просто сравнивают киевские хоромы князя с каменным зданием хакана Иосифа. Да, камень не брёвна, то истинно, но ничего страшного в нём нет, будет время, и в Киеве появится дворец не хуже.
Иосиф стар. Наверное, столь древнего владыки Владимир ещё не видел, седая борода кажется сияющей, руки приобрели присущую долгожителям прозрачность, восковость. Но разговор с ним интересен, суждения правителя здравы, ему не откажешь в опыте и умении улаживать дела. Не зря хаканы занимаются политикой, никогда не участвуют в войнах, доверяя воеводам.
После ритуального преломления хлеба, едва откусив лепёшку, хакан запил глотком вина, предложив и собеседнику отпить из фаянсовой чаши, украшенной на греческий манер чёрной эмалью, и, улыбнувшись, как бы извиняясь за слишком простецкое угощение, сказал:
— Было время, и я жаждал пиров, богатств, а теперь обхожусь горстью орехов. А ты, Владимир? Чего хочешь от жизни? Признайся, многого?
Слова правителя переводил Улгар, чем немало удивил Владимира, казалось, найдут других толмачей, более разбитных, но нет. Видно, правитель не желал ширить слухи о присутствии русского князя в столице. Осторожничал.
— Отвечу, — кивнул Владимир. Он старался говорить кратко, чтоб толмач успевал. — Мне нужна власть. И я имею на то право! Разве это скверно?
— Власть? — Хакан приподнял чашу, покрытую красивой росписью, ничуть не схожую с узорами славянских мастеров, и задумчиво сказал: — А что для тебя власть? Вот эта чаша, она ценна? Или ценна лишь тогда, когда полна сока? Да, её украсили гончары, но всё же она всего лишь сосуд. Чем ты её наполнишь, тем она и ценна. Чем ценна власть? Говори, не бойся.
Владимир за время общения с Кимом привык к восточной манере высказывания, потому не удивился витиеватости вопроса.
— Власть ценна возможностью изменить мир. Дать людям то, о чём они мечтают. Не скрою, хочу многого, но разве в молодости великий хакан не желал того же?
Иосиф выслушал толмача, кивнул Владимиру и пояснил:
— Все люди хотят одного — счастья. Беда в том, что каждый понимает под тем разное. Счастье для удальца воина — это пленники из русских посёлков, это ограбленные купцы хазарские, верно? Жаль, что вам не удалось найти подарки согдийцев, жаль. А за воинов прости. Я слыхал, напали на вас, совсем ненадёжны стали наёмники. Грабители, и только. Пришлось казнить, продажного. Видишь, как поворачивается, для нас его счастье — беда! Только с возрастом начинаешь понимать: мудрые люди найдут счастье в мире, глупцы затеют войну и никогда не успокоятся, ведь война порождает месть. И порочный круг катится сам по себе, скользя в крови! Говорят, нужно хоронить мертвецов! Понимая под тем — хоронить войну, прерывая бессмысленность кровопролития. И это мудро. Согласись, Владимир. Мы соседи. К чему нам распри?
Беседа стала более спокойной, прежнее напряжение отступило, и Владимир мог отвечать взвешенно, успевая при этом разглядывать пол, выложенный плитами розового камня с причудливыми прожилками, ковры, украшавшие помещение, молчаливого писца, склонявшегося над папирусом. Ким сидел близко, и Владимир видел, как он воспринимает беседу, по малым движениям век читая одобрение или несогласие. Немало удивился, услыхав, что воина, сопровождавшего их в путешествии к сокровищам, казнили. Странно. Значит, и клад не отыскали? Ким тоже приметил. Даже воскликнул: «Вот как?»
— Признайся, князь, ваши купцы, кто промышляет зверя в лесах, в тайге, не платят тебе пошлины. Разве что подарят иной раз куниц... а наши всегда дают десятину! Но и того мало! Ты не хочешь дать нам права?
— Я? Почему я?
— Ну не ты, князь киевский. Согласись, это несправедливо! Ведь земли таёжные ещё никем не покорены. Ни защитить купцов, ни прогнать разбойные ватаги вы не в силах! Разве не проще дать купцам право? Своей властью?
Разговаривали долго. Владимир со многим соглашался, всё время повторяя, что не в его власти навести порядок, пока в Киеве Глеб.
— А как быть с данью? — решился спросить он под конец беседы, приметив, что хакан выглядит усталым.
— Дань — выдумка простолюдинов. Каганат стоит на рубеже Востока и Запада, вам, славянам, неведомы силы иранцев, Хорезма и многих народов. Всё принимаем мы. Трещит наша шкура! Разве не проще помогать соседу отогнать разбойников? Разве потеряешь меньше, когда нашу державу разрушат враги и придут к вам? К слову... я слыхал, княгиней Ольгой заведено собирать дань зимой, свершая большой круг? Верно?
— Да. Так поступают каждый год.
— Значит, тебе нужно спешить, Владимир. Ты должен взять Киев, пока Глеб сбирает дань. Пока лежит снег...
— Киев? — удивился Владимир. Он не мог поверить, что его мечта близка к осуществлению. — Но войско? Как взять город без дружины? А Олег? Ярополк?
— У нас есть тысячи русских воинов. Если успеешь, как задумано, хватит! Или опасаешься? А Олег погиб. Странно, когда молодой гибнет на охоте. Приехал дядя, вместе охотились, и вот несчастье. Шепчутся, неспроста погиб... А Ярополк прижился в Константинополе. Что ему Русь? Нет дела. Если после смерти Святослава не вернулся — значит, не хочет. Значит, ты вправе владеть Киевом...
Обсудили вопросы, казавшиеся Владимиру второстепенными, потом он подписал бумаги, обещая вернуть долги в случае успеха, ведь поход принесёт расходы! Дешёвых войн не бывает. А добычи здесь не предвидится.
Когда возвращались, уже стемнело. Ким, пользуясь тем, что друзья отстали, выслушивая Улгара, укорил Владимира:
— Поспешил подписать договоры, поспешил, князь. Разве можно торопиться в важном?
Но Владимир плохо понимал, о чём речь. Он охмелел, предвкушение новой жизни захватило его.
— Да ладно, не ворчи. Всё складывается наилучшим образом!
Ким покачал головой и не стал препираться при Улгаре. Да Владимир и не слышал его упрёков. Воображение рисовало картины увлекательные, ничем не связанные. Новость о смерти Олега прошла вскользь и не принесла скорби, а вот обещание отряда радовало. Войти в Киев с малой дружиной, пока князь Глеб занят сбором податей, весьма заманчиво.
К гостиному дому вернулись в потёмках и долго не могли понять, отчего так тихо в просторном здании. Отчего не видно слуг, никто не принимает лошадей, не выглянет с огнём во двор.
Справились, припнули лошадок, оббили снег с сапог, вошли и остановились у дверей.
Глаза не верили открывшемуся.