Хазарский пленник - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Сумный

Обоз охранялся толково. Хоть до Киева однодневный переход, не поленились соорудить полукруг, привычно скрывая купцов за тяжкими повозками. Костёр едва заметен, караульные бодрствуют, но за высокими травами не разглядеть рдеющих углей, лишь изредка взметнутся к небу лёгкие искры, вращаясь светлячками над колыбелью, даровавшей им краткую жизнь.

Со стороны степи слышится негромкий шум. Караульные, переглянувшись, поспешно отодвинулись в темноту. Так и есть: путник направляется к лагерю, тащится медленно, напевая себе под нос, может, борется с дремотой, может, надеется предупредить стражей. Ночью недалеко до беды, стрела не разбирает, кто с миром, кто со сварой.

К всаднику, ведущему усталого коня за узду, подскочили с двух сторон, угрожая лёгкими копьями, наказали стоять, вопрошали: кто такой да откуда. Но страха не было. Чего бояться дурачка, который заплутал в степи? Видно, едва ноги волочит, да и конь бредёт тяжко, придавленный тушей косули. Охотник!

Сели к костру, слушая сбивчивые пояснения, надеясь, что вдоволь наедятся свежего мяса, ночь короче за разговором, да и нежданная добыча в радость. Ему-то всё едино, на жаре мясо стухнет, до города не довезёт. Кромсали свежую тушку, аромат смаженины тянулся над стоянкой, слушали, как молодой княжич, ишь ты, самого Святослава сын, увлёкся погоней и потерял спутников, посмеивались. Но смешного мало, кто не плутал в степи, кто не сталкивался с бессильем человека, теряющего ориентиры в море степных трав? Эх-х, степь, степь, место охоты, место страстных сеч, раздолье, которому нет предела, желанные выпасы, вожделенные богатства разнотравья. Сколько войн ведётся за это богатство, сколько народов, вытесняя друг друга, катят в повозках, перегоняя стада от колодца к реке, от озера к колодцу! А сколько ещё будет кровавых схваток, столкновений, войн? И с молодым охотником тоже не просто. Сидит у костра, радуется, что не один, а не может смекнуть очевидного: в караване у купцов-рахдонитов ^[1] не только шкуры да меха, не только мёд — есть и рабы. Чем он, молодой да статный, не добыча? Пусть спит, утром купцы решат судьбу потерявшегося. Пусть успокоится, наестся досыта, а там...

Княжич меж тем ожил. Перекусив у огня, помогал воинам разделать тушку косули, хвастал точными выстрелами, повторяя в который раз, куда метил. Собирал сухую траву, тащил к костру, подбрасывал в огонь, а потом побежал обмыться, благо река близко. Возился возле реки, шумно фыркал, вода тепла, и купание в ночи приятно; воины прислушивались сперва, опасаясь, что глупец сбежит, но потом успокоились. Куда ему? Конь-то совсем притомился, прилёг поблизости, а без коня далеко ль убежишь?

От костра тянуло тёплым ароматным дымком, мирное затишье влекло дрёму, что стражнику не внове, в том суть службы — уметь устоять, уметь отогнать сонливость. Да только веки больно тяжки... что за гадость накидал малец в костёр? Дым необычно густой, тянется как патока, сладко одурманивает лежащих.

Отругать дурачка, что ли? Воин привстал, надумав прикрикнуть на глупого чужака, натащившего к костру сырой травы, но в глазах померкло, вспыхнули огненные пятна, как бывает, когда застоявшаяся кровь приливает к голове, а потом вновь обступила темнота. Страж опустился на землю, присел на смятые травы, мельком подумал о воде, неплохо б плеснуть в лицо да смочить затылок. Но тишина притупила чувства, опасения затерялись, ещё один-два вдоха, сладкий дым... и последний страж уснул. От реки медленно брёл охотник, обтирая тело пучком травы, согреваясь и отгоняя истому. Ему тоже довелось прихватить дремотного дыма, хоть и ведома сила малой щепотки, подброшенной в кострище ^[2]. Оглядев спящих, княжич, жалея уже, что назвался собственным именем, знакомых среди стражи не нашлось, выходит, зря открылся, высоко вскинул руку и взмахнул сорочкой. На фоне костра его далеко видать. Кому надо, углядят.

Поспешил к лошадям, поднимая в первую очередь своего, приморившегося, не оставлять же купцам, верно?

В тишине к каравану приспели друзья, тёмные тени, прильнувшие к спинам. Отгоняли выбранных лошадей в степь, снимали путы и, приточив добрых скакунов к своим невысоким сивкам-буркам, спешили прочь. Каждый вздох спящего тела, каждый стон или неясное бормотание от стана, от повозок, словно острым наконечником, жалили в сердце. Стража спит, но остальных-то никто не приворожил. Любой может углядеть разбой, проснувшись по нужде иль от жары летней, поднять крик, и тогда не миновать крови! А кому нужна кровь? Угнать коней — одно, а уж разбойничать на дорогах-шляхах степных — совсем иное!

Вот уже не видно костра, не высмотреть в темноте далёкого стана купцов хазарских, и можно наконец подстегнуть лошадку, припустить побыстрее, стремясь уйти до рассвета как можно дальше.

— Ушли! — возбуждённо вскрикнул Макар, приблизившись к молодому князю Владимиру. В темноте не разглядеть лица, но Владимир угадал: друга распирает безудержная радость. Макарий — хохотун каких поискать; кажется, и смерть его веселит, даже в ней он найдёт несуразное и потешное.

— Тихо ты! Торопыга! — откликнулся князь, стараясь образумить соратников. — Какое ушли? Вся ночь впереди... стой! Постойте ж! А где река?

Владимир всё ещё испытывал слабость, видать, крепок дым чародейский, не зря ведун нахваливал, голова тяжела, и свежий ветер, холодящий лицо, не спасает. Спроси его сейчас, где река, куда поворачивать далее, не ответит. Вон, кажется, по левой руке блеснули отражённые звёзды, стало быть — там рукав и нужно брать правей.

— Как где? Там! — Отставший Тимка указывает чуть не обратно, за спину. Наверно, перепугался до смерти, подумал Владимир и усмехнулся: — Да ты укажешь! Сколько коней прихватил? Двоих? Руки дрожат, поди...

— Что руки! Думал, грудь разорвёт, дыхалку перехватило напрочь! — не скрывал страха простодушный Тимофей. Его светлые волосы и ночью видать издали, не то что чёрные вихры Макара. — Ничо, доброму вору всё впору!