Хазарский пленник - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Сумный cтр.№ 6

Отвернул, придержал свою лошадку и, понимая, что скверно получается, всё же пошёл кругом, зарываясь в ряды ворогов. Солнце сверкнуло, прорвав лёгкую завесу, ослепило Тимоху. Сам не приметил, как вынырнула тёмная сталь, прочертила полосу под рукой, остро обжигая тело, и сразу же судорога скрючила, свернула его в седле, заставляя вскрикнуть злобно, кляня неосторожность. Уклонился от встречного клинка, чуть не сполз на бок и довернул к лесу, надеясь оторваться. Мельком подумалось, что князь-то ушёл! В том нет сомнений, и добро, что так! Можно о себе подумать. Лес недалече. Там ни стрелой не достанут, ни арканом, там не просто прижаться сбоку, да и сама погоня рискованна: заблукав, не скоро к своим воротишься, преследователь может сгинуть бесследно.

Глупо вышло, глупо! Всё из-за табуна. Могли сразу уйти, на свежих конях, без тяжких доспехов, кто их достанет? Но нужно путать следы, нужно отвлечь печенегов, чтоб не нашли хутор, вот и вступили в бой, кого посекли, кого потеряли... глупо! Так дикие котята, вскормленные без человека, едва углядев ноги незнакомца, шипят и разбегаются по щелям. Что их когти хозяину? Но всё же не каждый спешит хватать дьяволят голой ладонью, памятуя о том, как скверно заживают рваные раны. Да, теплится надежда, что враги оставят в покое беглецов, не желая терять своих воинов в погоне за колючей добычей.

Тимоха оглянулся, пригибаясь под липовой веткой, роняющей сладковатую пыльцу, проверяя, нет ли преследователя, и тут же вылетел из седла. Снова грудь сдавило болью, и подняться скоро не удалось, но, когда открыл глаза и пригляделся, понял, почему запнулась лошадь. Стрела вошла в ногу, прогнувшись меж суставов, рассекая сухожилия. Потому и упала лошадка. Да и теперь не может подняться. Калека... Тимофей снова вспомнил Марфу, нащупал меч, привстал, желая лишь одного, достать сталью врага, вонзить клинок в ненавистное тело и успокоиться, свершив месть. Под локтем, в прорехе провисшей ткани видна рана, кровь уже не льётся, как сперва, густеет по краям, напоминая сладкую вишнёвую смолу, на ссадине ствола. Но рана велика, потому и двигаться непросто. А ещё пролившаяся кровь холодит тело, не катится теплом по портам, а уже холодит. Странно. Он видел всадника, спокойно приближающегося слева, развернулся навстречу, примечая обличье, — тот самый враг, с кольцами на шлеме. Приподнял меч, утонувший в траве, и остро охнул, поздно углядел опасность, швырнувшую боль, лишившую его оружия. Отвлёк! Этот с кольцами на лбу, отвлёк! Другой прицельно метнул стрелу, пробил плечо, и теперь Тимоха беспомощен, безоружен. На сказочный мох, изумрудный и сочный, как бусинки ягод, катятся капли, а он стоит снедаемый бессильной злобой и гадает, кто подступится к нему первым? Впрочем — почему безоружен? Нет меча? Однорук? Нет проворства и сил? Но ведь за голенищем сапожка, нового, бережливо снятого на время рыбалки, привычно пригрелся нож. Чем не сталь? Если волку довольно зубов, то почему он раскис как младенец? Припав на бок, он опустил руку к голенищу, стараясь отвлечь ближнего преследователя сдавленным стоном, который весьма легко слетел с губ. Боль ощутима, она ещё не утихла, каждое резкое движение порождает всплеск огня.

— Держись, Тимка! — Голос Крутка отвлёк от мрачных помыслов, рождая надежду, но обернуться не успел. Печенег поспешил к добыче, справедливо рассудив, что лучше одолевать противников поодиночке, вскинул меч и крикнул что-то хищное, в другой руке вилась верёвка. Только угроза не остановила Тимоху, он метнул руку с ножом к шее, попал в открытое место, но не пробил вены, лишь распорол тонкий слой кожи. Воин встретил мечом и тем отвёл угрозу, на пядь сдвинув устремлённое тело. Тимоха жёстко завалился на серебристую мшистую прогалину, на рыжую выгоревшую хвою, своей тяжестью едва не вырвав меч из рук убийцы. Вторая стрела вошла под лопаткой, пробила грудь и погасила огонь в его глазах. Приспел помощник, решил пособить соратнику, недоумевая, к чему возня с подранком? Зачем рисковать? Какая ему цена? Вдвоём они развернулись навстречу всаднику, стараясь добыть ещё одного воина. Хоть коня добыть. Хоть коня...

Крутобор, ясно разглядев оперенье стрелы под лопаткой, скрипнул зубами и прижал бока лошади, пуская её меж деревьев. Вот и нет Тимохи. С мёртвого какой спрос, а с живых спросится. Эх, брат, ясный сокол, как же ты недоглядел? Теперь соколом и вороны не спугнуть! Может, и его вскоре настигнут печенеги, усталые, злые, беспощадные. Может, и ему доведётся принимать бой, одноруким, обезоруженным. Только немного позднее.

На опушке, у леса, собирались остатки чужого отряда. Молодые глупо шутили, разглядывая найденные мешки с рыбой, нервно смеялись, велика добыча, стоило из-за неё положить пятерых! Старшие удручённо молчали. Убитых противников они не считали, может, потому, что счёт колол глаза. Ведь славян-русов только трое. Вооружённые, вдвое превосходящие числом, они совершили глупейшую ошибку, пожалели стрел. За что и поплатились. Жадность, всему виной жадность. Казалось, добыча беспомощна, легко взять голыми руками, казалось, можно не убивать понапрасну, встреча с юнцами несёт им коней и рабов. А теперь? Рассерчав, старший отрывисто скомандовал хоронить воинов и двигаться, двигаться вдоль реки. Славян, которые селились близ рек, выжигая места для пашни, отвоёвывая землю у леса, всегда выдавали следы. Где оставались лодчонки, где вились в травах тропинки, где птицы сбивались в стаи над свежей, взрыхлённой землёй. Набег на крестьянские деревеньки гораздо прибыльнее, чем открытая сеча с дружиной, появившейся в глуши забавы ради, ведь рыба это забава, не так ли?

А всё же занозой кололо иное опасение: беглецы могут привести больший отряд. И догнать их уже невозможно. И возвращаться с пустыми руками никак нельзя. Скверно, всё сложилось скверно. Старший протёр лицо, размазывая пот с пылью, и позволил себе вспомнить сына. Сына, которого он оставил на проклятом поле, у леса. Один из пяти, его сын, лисёнок. Юркий отчаянный лис. Но не уберёгся. Удача отвернулась.

Владимир и дружинники долго плутали по бездорожью, по глухим местам, стараясь уйти от погони и увести врага от хутора с породистыми лошадьми. Иначе все старания напрасны, всё пропадёт. Нет, Владимир не желает мириться с жестокой несправедливостью. А смерть друзей и Тимки придавала всему другой вес. Надо успеть подтянуть ратников, перехватить грабителей, отомстить! Надо! Ничего важней не может быть нынче!

Ночь провели в лесу, а с рассветом подались к Киеву. Дороги нет, но где пройдут печенеги, пройдут и наши лошади. Важно угадать, куда направились, перехватить ворогов. Кто знает, сколько степных грабителей пришло за добычей. Но на то есть воеводы, есть дозорные, есть разведчики в дальних хуторах и лесной глухомани. А им, принявшим неравный бой, потерявшим друзей, нужно торопиться. Сила воинства в кулаке, в единстве ратников, будь то пешие или конные, опытные вояки или юные гридни. Потому и спешили, потому и выслал Владимир гонца, отдав ему лучшего коня, а сам добирался с осторожностью, доверяя поговорке: тише едешь, дальше будешь.

Князь Святослав привык вставать с солнцем. Всё менялось в жизни: свершались походы, рубцевались раны, строился град, от смешливости и лихого нрава оставались одни воспоминания, но привычка встречать рассвет осталась. Солнце... может, и оно меняется с годами? Порой князю казалось, что так и есть. Тепла недостаёт, частенько зябнут ноги, да и всё видимое стало блёклым, словно на очи легла липкая серая пелена. Старость? Смешно, но он действительно стар. Кто из князей доживал до его века? А ведь начинал как все, был глуп, открыт, упрям, своенравен. Как не убили? Никогда не скрывался за спинами дружины, всё принимал наравне с воинами. Уцелел.