Хазарский пленник - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Сумный cтр.№ 9

Воевода вызывающе наклонился над столом, готовясь возразить купцу, проявившему непочтительность, но князь приподнял ладонь и кивнул, мол, всё в меру. Всё терпимо.

— Мой сын поспешил в дозор. Печенеги набегают, слыхали? На то и нужна моя сила, чтоб вас и караваны ваши не грабили. Сколько раз предлагали мы рахдонитам помощь? Сколько раз советовали брать вооружённый конвой? Нет, вы всё сами! Жалеете полушку, а теряете десятки кун! А что, ваши охоронцы убиты? Или, может, разбойники взяли большим числом? Нет? То-то... И в Киеве ловкий вор срезает кошель с деньгами, но в чём вина князя?

— Святослав, — вступился за купца хазарский посланник, — ты прав, наши воины живы. Лишь одурманены сильным снадобьем, оттого и проспали. Но ведь они видели твоего сына. Вернее, вора, назвавшегося Владимиром. Что будет, если в городе встретят ловкого конокрада? Подумай, князь. Не нужно помыкать нами как безголовыми. Проще поладить миром.

Святослав неторопливо сплёл пальцы рук на столе — пальцы воина, лишённые колец с самоцветами, коих во множестве у хазар, — смахнул незримую пылинку, словно отметая предложение просителя, и помотал головой:

— Не пойму вас. Твердите, что ограбили, а все ваши воины целы! Грозите опознать сына, а ведь ваши свидетели очарованы зельем. Какая им вера? Ночью пригрезилось — а виновен кто? Так каждый явится свои сны рассказывать да просить злато-серебро. Вдумайтесь, о чём просите? Может, вам мало денег? Так сколько? Скажите — во что вы цените утраченных коней? Я заплачу!

Воевода удивлённо вскинул брови и повернулся к князю, намереваясь возразить. Претич мужик самостоятельный, во время походов Святослава справлялся с тяжкой ношею власти, малыми силами отгонял печенегов, бороня город и старую княгиню.

— Но в тот же день подниму пошлину! — завершил разговор Святослав и пояснил купцам, удивлённым его жёсткостью: — Вон император Фока поднял налоги, так отчего нам отставать? Верно?

— Фока пощипал церковь, — возразил хазарин, но Святослав тут же ответил:

— Церковь церковью, то нам ведомо. Может, оттого манят и нас креститься, что с доходами стало туго! Но и мастеровые, и рыбаки платят ныне больше, войско содержать всегда накладно! Вы меня к тому же толкаете?

Посланец ещё раз поклонился, одёрнул недовольного купца и встал. Он понимал, что разговаривать с князем бесполезно, ничего, кроме вреда, не наживёшь!

Со двора отправились к купцам. Самые неприятные хлопоты ждали князя именно сегодня, пришла пора расплатиться по долговым распискам, но у Святослава нет денег. Скверно, дальше некуда. Доводится брать у одних, чтоб отдать другим. А быть должником всегда зазорно. Одному должен денег, другому остаёшься должен добрым делом, ведь он тебя выручил в трудную минуту. И что остаётся от свободы? Князь — судия, а много ль насудит зависимый?

Желающих давать деньги князю всё меньше, иудеи вводят новые порядки, дают в рост, исчисляя утраченную прибыль. Глядя на них, и наши купцы стали чесать затылки и без зазрения совести брать проценты. Нет, князю никто ещё процентов не выставлял, более того, купцы византийские предлагали любую сумму, но при одном условии — позволить им одним заниматься ростовщичеством. Хитрованы — эти византийцы, да вообще купцы своего не упустят. Соперники, рахдониты, требуют себе такого же права на торговлю в Биармии, в лесах севера. Мол, мы будем скупать пушнину, а другим шиш! Только как понять, почему другим нельзя того же? Скажем, есть добрая монета — дирхем, есть византийские золотые номисмы ^[5], но кто запретит князю чеканить своё серебро? По какому праву? А ещё кричат о любви к ближнему, христиане! Мысли о собственном монетном дворе давно занимали князя, но собрать мастеров не удавалось. А сманить знающих, как то практиковали повсеместно, ему стыдно. Честь не позволяет.

Расставшись с купцами, передав деньги, князь вздохнул облегчённо, заботы денежные всегда ему тяжки. Потому и согласился с предложением воеводы — заглянули к новому кузнецу из ромейцев, так говорил Претич, хотя Святослав не верил, скорей всего о собрате христианине хлопочет.

— Ты сам погляди, князь, — убеждал воевода, — какова работа ромейца. А наши цеховики упёрлись. Мол, и своих мастеров довольно.

Сошли с коней у приземистой кузни, двор привычно чёрен, зола и перегорелый уголь скрипят под ногами, кузнец поспешает навстречу. Узнав Претича, склонился, кивнул понимающе, повёл к кладовой. Распахнул хилую дверцу, а там оружье. Мечи короткие, на манер ромейских; кинжалы с костяной рукояткой; свежие, не заточенные ещё, острия для копий. Безъязыкий чужак мечи подбросил, показал, как сталь на руке лежит, и после, привычно, воеводе меч кинул. Не подал уважительно, рукоятью гостю, а бросил как воину, позволяя проявить сноровку и ухватить на лету. Претич, не сморгнув глазом, принял меч. А следом и князю полетел краткий кинжал, рукоять с золотистой шишечкой. В другой раз Святослав ловил и монету, брошенную на жребий, но тут сплоховал, засмотрелся на ловкача, жонглировавшего клинками. Дёрнулась рука запоздало, но кинжал не удержала, царапнув кожу кисти, изделие упало к ногам. Из-за плеча тут же выглянул телохранитель — Куцай, мал ростом, но ловок, всюду поспеет, мог и тут успеть, да побоялся теснить князя, выставляясь наперёд. Поднял кинжал, вскинул, заставляя клинок встать вертикально, словно кто приморозил остриё к кончику пальца, и так же молчаливо швырнул обратно. Мол, поймай!

Ромейский кузнец поймал, но, сбившись с ритма, уронил меч, коим вертел на все стороны. Засмеялся, покачивая головой, и вытащил кольчугу, подзывая Куцая, вот мол, по размеру будет!

Щупали кольчужку, пробовали руками на разрыв, а князь, в задумчивости, поднёс руку к губам, слизнув кровь с царапины. Вот те раз, простофиля. Снова мелькнула мысль о беспощадном времени, кровь показалась горькой, как полынь, или от сажи на рукояти?

Вышли во двор, светла кольчуга, не успела потемнеть как всякая сталь, тем и нарядна. Спорить нечего, работа знатная, и Святослав решился, пообещал воеводе, пусть сам кузнецу растолкует:

— В цех примут! А только кто ж ему, безъязыкому, заказ оговорит, как с ним поладить? Пускай берёт ученика из наших, будет за толмача.

Ехали вдоль Днепра, поднимались по склону, и шум воды, лёгкий шёпот ветра отвлекали от горестных мыслей. Ветру всё едино, что молод ты, что в летах. С завидным постоянством он играет волосами, скользя по коже, сушит пот и холодит ложбину спины, принося облегчение от зноя. Лечь бы сейчас, как мальцы, утомлённо припасть к тёплому песку, греться на солнце, вслушиваясь в неустанный напев Днепра, стать самому частью природы, лишиться суеты и свойственной людям злой хитрости. Князю казалось, он завидует детям, столь просты их желания и мечты, столь бесхитростны надежды. Таков и Владимир. Прост и открыт. Рвётся к доблести.

— Князь. — Воевода, приметив перемену настроения Святослава, вновь попытался вернуться к разговору о вере. Старается. Может, сам горит душой, может, матушка подбила. — Не знаю, как просить тебя, но пора подумать о христианстве. Сколько нам быть тёмными, идолобесыми? Почему отвергаем руку спасения?