Она отворачивается. Вижу, как начальница что-то ей говорит, но не могу разобрать, что. Судя по всему, Лилли ей отвечает. Начальница отделения опять что-то говорит. Слов не разобрать, но вижу выражение ее лица. Она сердится все сильнее. Лилли снова отвечает, потом встает, резко отодвигает стул и идет к выходу из зала. Начальница отделения вскакивает, что-то кричит ей вслед. Лилли не обращает на нее внимания, продолжает идти к выходу. Я встречаю ее в коридоре. Улыбаюсь, пока она идет навстречу мне. Сам иду навстречу ей. Сердце колотится как сумасшедшее. Я улыбаюсь, она улыбается. Ускоряет шаг. Она прекрасна, так прекрасна. И внешне, и внутренне. Я люблю ее. Она идет ко мне. Люблю ее.
Распахиваю руки. Она влетает в мои объятия. Я сжимаю ее, сжимаю крепко, изо всех сил. Она обнимает меня. У нас нет слов. Вокруг нас тишина, рядом с нами ни души. Я слышу, как бьется ее сердце. Я знаю, что она слышит, как бьется мое сердце. Все остальное ерунда. Больше ничего не существует. Только я и она. Ее сердце и мое сердце. Ее сердце и мое сердце. Я целую ее в шею, вдыхаю запах ее волос, сжимаю ее тело, такое худенькое, хрупкое. Слышу, как она плачет, уткнувшись мне в плечо, тихонько всхлипывает, ее слезы скатываются с ее щеки мне на шею, на рубашку. Я шепчу – люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я шепчу – люблю тебя – прямо ей в ухо. Она поднимает голову, не покидая моих объятий. Она поднимает голову, чтобы увидеть мое лицо, а я видел ее лицо. Она улыбается, а слезы струятся по щекам. Губы дрожат, глаза от слез стали еще синее. Я улыбаюсь ей. Говорю.
Я люблю тебя, Лилли.
Я люблю тебя, Джеймс.
Я буду скучать.
Когда ты уезжаешь?
Уже скоро.
Куда поедешь?
В Огайо, в тюрьму.
Нет.
Всего на несколько месяцев. Я буду писать тебе каждый день и позвоню при первой возможности.
Нет.
Ты будешь получать мои письма каждый день. А когда освобожусь, я сразу приеду в Чикаго.
Я останусь одна.
Нет, не останешься.
Неправда.
Ты обещаешь?
Клянусь нашим словом.
Каким словом?
Навсегда.
Она улыбается.
Мне нравится это слово.
Помни его.
Я буду скучать. И переживать за тебя.
Думай только о том, чтобы скорее поправиться, больше ни о чем. Со мной все будет хорошо, и я приеду к тебе сразу, как только меня выпустят из тюрьмы.
Я люблю тебя, Джеймс.
Я люблю тебя, Лилли. Я люблю тебя.
Она тянется ко мне и закрывает глаза. Я закрываю глаза и наклоняюсь к ней. Наши губы смыкаются, нежно, ласково, медленно, наши губы смыкаются, наши руки сжимают друг друга, жизнь хороша, а будет еще лучше. В объятиях друг друга жизнь хороша. А будет еще лучше.
Мы отстраняемся. Открываем глаза. Я смотрю в глубокую синеву. Она смотрит в светлую зелень. Я провожу рукой по ее щеке. Когда рука соскальзывает вниз, отступаю назад. Глубокая синева и светлая зелень. Я улыбаюсь. Поворачиваюсь и ухожу.
Пока иду по стеклянному коридору, который уводит меня от Лилли, я знаю, что она стоит там, где я оставил ее, и ждет, что я оглянусь и скажу «до свидания». Я знаю, что если сделаю это, то мое сердце не выдержит. Я знаю, что если сделаю это, то расплачусь. Я знаю, что если сделаю это, то сделаю то, чего никогда не делал раньше. Оглянусь и скажу «до свидания».
Стеклянный коридор заканчивается. Я останавливаюсь, оглядываюсь и смотрю на Лилли. Она улыбается, а по щекам струятся слезы. Я говорю – я люблю тебя, и знаю, что она поняла меня, хоть и не слышала. Она улыбается и плачет. Я поднимаю руку. Прижимаю ее к груди и говорю «до свидания». Она кивает. Я сжимаю руку в кулак и говорю – поправляйся. Она кивает. Я стою, смотрю на нее и улыбаюсь. Она стоит, смотрит на меня и плачет. Я вижу ее глаза отсюда. Я буду тосковать по этим глазам. Глубокая прозрачная синева. Я буду тосковать по этим глазам.
Я поворачиваюсь, стеклянный коридор остается позади, но не образ Лилли, он не исчезает. В моем сердце, в моей памяти до конца жизни останется образ прекрасной Лилли, которая стоит одиноко и плачет, и улыбается. Дорогая Лилли.
Прохожу по коридорам, захожу в свою палату. Беру куртку Хэнка и свою маленькую черную сумку, в которой лежат все мои пожитки. Выхожу из палаты и иду в кабинет Джоанны. Стучу в дверь. Она отвечает – входите.
Открываю дверь, вхожу. Джоанна и Хэнк сидят рядом на диване. Они пьют кофе, Джоанна еще и курит. Она улыбается и говорит.
Привет.
Я иду к стулу напротив них.
Привет.
Я сажусь. Хэнк говорит.
Мы уж тебя заждались.
Я завтракал.
Говорит Джоанна.
И как завтрак?
Он был восхитительным.
Она улыбается.
Ни разу не слышала, чтобы здешнюю стряпню называли восхитительной.
Я улыбаюсь.
И тем не менее. Завтрак был восхитительным.
Говорит Хэнк.
Ты собрался?
Да.
Боишься?
Боялся, но уже перестал.
Говорит Джоанна.
Чего ты боялся?
Всего.
Как тебе удалось перестать бояться?
Просто решил перестать бояться, и все.
Так просто?
Так просто.
Я беру куртку и бросаю ее Хэнку.
Возвращаю тебе куртку. Спасибо, что выручил.
Он бросает ее мне обратно.
Оставь ее у себя.
Я снова бросаю ему.
Спасибо, но нет. Пусть остается у тебя, а когда я приеду к вам, снова дашь мне ее поносить.
Согласен, но при одном условии.
Каком же?
Ты приедешь сюда чистым, как гость, а не как пациент.
Будь уверен в этом, старина.
Он улыбается.
Ах ты, сукин сын, узнаю своего мальчишку.
Говорит Джоанна.
Выбирай выражения, Хэнк.
Хэнк поворачивается к ней.
Теперь я имею право выражаться при нем. Он больше не пациент.
Он пациент, пока не выйдет из клиники.
Хэнк поворачивается ко мне.
Ты обиделся, что я назвал тебя сукин сын?
Я улыбаюсь.
Я бы обиделся, если б ты этого не сделал.
Хэнк смеется, хлопает себя по колену.
Ах ты, сукин сын.
Я смеюсь. Джоанна говорит.