Почему вы так думаете?
Потому что это единственный метод, который работает.
Возможно, это единственный метод, который работает для вас, но это не значит, что он работает для меня.
Почему?
Я не верю в Двенадцать шагов. Я не верю ни в Бога, ни в Высшие силы. Я отказываюсь поручать мою жизнь и волю каким-то силам, тем более силам, в которые не верю.
Тогда как ты собираешься жить?
Я собираюсь жить своей жизнью. Принимать вещи такими, какими они приходят, иметь дело с тем, что передо мной, когда оно передо мной. Если передо мной алкоголь и наркотики или то и другое, то я принимаю решение не принимать их. Я не собираюсь жить в вечном страхе перед алкоголем и наркотиками и не собираюсь тратить время в разговорах с людьми, которые живут в вечном страхе перед ними. Я собираюсь зависеть только от самого себя, больше никаких других зависимостей.
Кен качает головой.
Это верный путь к провалу.
Я смеюсь над ним.
Посмотрим.
Говорит Джоанна.
Я уже предупреждала тебя, Джеймс, и хотя на меня произвело большое впечатление то, как ты справляешься со своими зависимостями, все же считаю своим долгом повторить это.
Что именно?
У человека с твоей историей злоупотребления психоактивными веществами вероятность оставаться чистым близка к нулю, если нет основательной поддержки в виде Анонимных Алкоголиков и терапии, как индивидуальной, так и групповой. Эта вероятность составляет один шанс на миллион в лучшем случае.
Такой прогноз меня не пугает.
Говорит Кен.
Один шанс на миллион, Джеймс.
Шанс, что я окажусь здесь, тоже был один на миллион. Так что подобная статистика меня не пугает.
Говорит Джоанна.
Я думаю, у нас с Кеном будет легче на душе, если ты хотя бы посмотришь папку при нас.
Хорошо.
Я открываю свою папку, они свою, и мы начинаем просматривать их содержимое. Небольшая брошюрка о возможностях восстановления в тюрьме, в ней говорится о программах Анонимных Алкоголиков в исправительных учреждениях и о прохождении Шагов во время заключения. Расписание встреч Анонимных Алкоголиков в Чикаго, список групп и телефонов. Небольшая подборка литературы по рациональной терапии и о том, как ее применять в большом мире. Информация о реабилитационном заведении в Чикаго, связанном с этой клиникой, о программах, которые там предлагают. Собственно книга про Двенадцать шагов. Текст молитвы о душевной ясности.
Пока мы перебираем все это, Кен и Джоанна, проникнутые чувством долга, дают пояснения, а я, также проникнутый чувством долга, внимательно слушаю. Я полагаю, что мой долг – внимательно выслушать их в знак уважения и благодарности. Когда они заканчивают, испытываю огромное облегчение. Если все пойдет, как я мечтаю, надеюсь и планирую, то мне больше никогда не придется выслушивать ничего про Общество Анонимных Алкоголиков и про Двенадцать шагов.
Я закрываю свою папку. Спрашиваю у Джоанны разрешения закурить, она смеется и говорит, что хотела спросить то же самое у меня. Мы закуриваем. Кен встает, говорит, что ему пора идти, я встаю, благодарю его за все, что он сделал для меня, жму ему руку, он желает мне удачи, говорит звонить, если возникнут вопросы или проблемы, я благодарю его еще раз, и он уходит. Я снова сажусь, Джоанна говорит.
Ты себя хорошо чувствуешь?
Да.
Рад?
Да.
С Братом связался?
Он заедет за мной завтра утром. С ним, наверное, приедет мой друг.
Что собираешься делать, когда выйдешь?
Съесть чертов чизбургер.
Она смеется.
Если бы ты сказал мне, что хочешь бургер, я бы тебе принесла.
Вы и так много сделали для меня.
Зайдешь завтра утром попрощаться?
Обязательно.
Прекрасно.
Я тушу сигарету, встаю, благодарю Джоанну, она говорит – не за что, и я выхожу из кабинета. Иду обратно по коридорам, возвращаюсь в палату и начинаю собирать свои вещи, хотя и собирать-то особенно нечего. Пара штанов. Пара футболок. Свитер, шлепанцы и кроссовки. Три книжки и зажигалка. Вещей кот наплакал, но они мои, и это все, что мне требуется. Когда я упаковал их в маленькую пластиковую сумку, входит Майлз. Он держит коричневый плотный конверт.
Тебе письмо.
Он протягивает конверт. Я сажусь на кровать.
Спасибо.
Пока Майлз распаковывает и собирает свой кларнет, я рассматриваю конверт. Гладкий, коричневый. Обратного адреса нет, на почтовом штемпеле значится Сан-Франциско. В графе получатель – мое имя и адрес клиники. Почерк простой и разборчивый, буквы широкие, размашистые, с петлями. Похоже на женскую руку. Я соображаю, есть ли у меня знакомые женщины в Сан-Франциско. Есть только одна, но она и говорить со мной не стала бы, не то что писать.
Вскрываю конверт. Делаю это очень аккуратно, строго по линии заклейки. Медленно разрываю, засовываю руку внутрь. Нащупываю небольшую пачку фотографий. Они стянуты резинкой. Вынимаю их из конверта. Первое фото черно-белое, на нем она. Белокурые волосы собраны, как она любит, в толстые косы, будто шелковые шнуры. Глаза голубые, как арктические льды. Стоит в своей комнате, в той самой, где мы впервые встретились, улыбается и держит в руках игрушечного зверя. Мне знакома эта фотография, когда-то у меня была такая. Я всегда носил ее в бумажнике. Еще до того, как мы стали встречаться, пока мы встречались, и после того, как мы расстались. Она прижимает к груди какого-то зверя, плюшевого льва, что ли. Волосы распущены, на лице никакой косметики, рот открыт широко, словно она хохотала в момент, когда фотограф ее щелкнул. Она прекрасна на этой фотографии. Прекрасна без изъяна.
Рассматриваю остальные фотографии. Вот мы идем по улице вдвоем. Держимся за руки и улыбаемся. Вот мы лежим на диване, я сплю, а она целует меня в щеку. Вот мы при полном параде, она в платье, я во взятом напрокат костюме. Поднимаем бокалы с шампанским. Вот мы сидим на солнышке под осенним деревом. Она читает книгу, я курю сигарету. Вот мы целуемся. Глаза закрыты, руки обнимают друг друга, губы слегка влажные. Мы с ней. Целуемся.
Я складываю фотографию стопкой. Стягиваю резинкой. Кладу обратно в конверт. Встаю и выхожу из палаты. Спускаюсь по лестнице, выхожу на улицу. Иду по дорожке в лес. Холодно, наступает вечер, а я без куртки. Начинаю дрожать, зуб на зуб не попадает.
Вхожу в лес. Иду по тропе, которая ведет к нашей поляне. Продираюсь сквозь вечнозеленые заросли, сквозь густую зелень, сквозь плотный подлесок. Оказываюсь на поляне.
Сажусь на землю. Она холодная, опавшие листья смерзлись и стали жесткими. Вынимаю из кармана двадцать два желтых листа, которые принес с собой. Перечитываю. Медленно, слово за словом. Воскрешаю все воспоминания. Кладу стопку на землю. Достаю из конверта фотографии, снимаю резинку и рассматриваю их. Медленно, фотографию за фотографией. Воскрешаю все воспоминания. Кладу фотографии вместе с конвертом на стопку исписанных желтых листов.