Но в ту субботу, когда на пороге возникла Виолетта, по делам заехавшая в Лилль, от радости Эва чуть не расплакалась. Всю неделю ее мучили кошмары, что напарницу, не вызывающую особой приязни, по закону подлости арестовали именно сейчас, когда так требовалась ее помощь.
Видимо, Виолетта что-то заметила, ибо в глазах ее за круглыми стеклами очков промелькнуло удивление.
— Похоже, ты мне рада, — хмуро сказала она, счищая грязь с поношенных ботинок. — Есть новости?
— Новостей нет, но мне нужна помощь, и обратиться я могу только к тебе.
Виолетта сняла перчатки и, потирая озябшие руки, окинула Эву любопытным взглядом:
— Почему — ко мне?
Эва глубоко вдохнула.
— Лили г-г-говорила, в прошлом ты медсестра.
— Да, работала в Красном Кресте. Недолго. Перед самой войной.
Внезапно возникло сомнение, однако Эва его подавила, поскольку других вариантов попросту не было.
— Я беременна, — выпалила она, заставив себя не отвести взгляд. — Поможешь мне?
На секунду Виолетта опешила, потом взорвалась:
— Твою мать! Ты, что ли, совсем без мозгов, что вздумала заводить шашни? Только не говори, что у тебя роман с Антуаном или…
— Я тебе не дура школьница! — рявкнула Эва. — Ради информации я сплю с хозяином «Леты». Лили не говорила, нет?
— Нет конечно. — Виолетта поправила очки. — А предохраняться тебе ума не хватило?
— Я предохранялась. Б-без толку. (Выбравшись из кровати, на цыпочках шла в роскошную ванную и спринцевалась. Процедура была еще противнее того, что происходило в постели, но всякий раз она это делала. Не помогло.) Упреждая твои вопросы, скажу, что и все прочее не сработало: прыжки со ступенек, горячие ванны вкупе с п-порцией бренди. Ничего.
Виолетта выдохнула уже не так шумно и присела на край кровати.
— Какой срок?
— По-моему, два месяца, — сказала Эва.
По ее прикидкам, это произошло уже на втором или третьем свидании.
— Значит, еще не поздно. Это хорошо.
— Так ты поможешь или нет?
Сердце, подкатившееся к горлу, мешало говорить.
— Вообще-то я занималась ранами, а не абортами. — Виолетта сложила руки на груди. — Может, стоит известить Борделона? Он же богатый, оплатит настоящего врача.
Эва уже прикидывала такой вариант.
— А вдруг он захочет ребенка?
Это было маловероятно — Рене не выглядел семьянином, но кто его знает… Что, если идея обзавестись наследником покажется ему… любопытной?
— Тогда втихаря избавишься сама. Скажешь, случился выкидыш.
Эва покачала головой. Рене терпеть не мог всякие хлопоты и ненужные расходы. Любовница, считал он, должна быть удовольствием, не доставляющим треволнений. А траты на врача или потеря желанного ребенка — это уже беспокойство. Можно запросто лишиться работы в «Лете», источнике информации. Нет уж, пусть все идет, как идет.
— М-да. — Виолетта задумалась, однако не предложила известить капитана Кэмерона или других кураторов сети. — Я видела, как это делается, но операция опасная. Ты решила определенно?
Эва энергично кивнула:
— Да.
— Есть угроза истечь кровью. Время терпит, может, еще сама скинешь…
— Сделай это! — в отчаянии выкрикнула Эва.
Дело было не только в ее решимости продолжить работу. Но еще и в том, что под маской ее внешнего спокойствия обитала паника на грани безумия. Без малейших колебаний она уже стольким пожертвовала — домом, покоем, невинностью, даже собственным именем, и все это ради необозримого светлого будущего, которое наступит после победы над оккупантами. Но теперь оккупант захватил ее изнутри, притязания его были не меньше, чем у немцев на Францию, и будущее просто сгинуло. В мгновение ока из воина, бьющегося с врагом и спасающего жизни, она превратилась в обычную беременную бабу, которую без всяких церемоний отправят в тыл, снабдив ярлыком шлюхи. Эва прекрасно знала, какая жизнь ожидает ее через семь месяцев, если сейчас ничего не предпринять: никому не нужная и всеми презираемая мать-одиночка без работы и без гроша в кармане, навеки прикованная к ублюдку от вражеского семени, брошенного в студеном и голодном аду войны. Тело предало ее самым бессовестным образом: сперва уступило наслаждению в объятиях барышника, а потом сберегло его частицу, вопреки усердным стараниям смыть все бесследно. Но потачки ему больше не будет.
Все последнее время Эва, свернувшись калачиком в холодной постели, отражала натиски слепой паники и ледяного ужаса. Теперь она знала, что охотно рискнет истечь кровью, но попытается отобрать свое будущее у засевшего в ней оккупанта.
— Есть один врач, который оказывает помощь нашим. — Виолетта качнула головой. — Человек он набожный и сам за такое никогда не возьмется. Под каким-нибудь предлогом я одолжусь его инструментами. Скажем, завтра.
— Хорошо. — У Эвы пересохло во рту. — Завтра.
Воскресенье. Надо же, чтоб именно в это благословенный день Эва решилась на поступок, за один только помысел о котором многие назвали бы ее распутной убийцей. Но выбирать не приходилось, поскольку ресторан был закрыт лишь по воскресеньям. Стало быть, имелся целый свободный день, чтобы истечь кровью и умереть либо выжить.
— Что будет, если я умру во время операции… или после? — сумела выговорить Эва, увидев напарницу с сумкой заимствованных инструментов.
— Я оставлю тебя и сюда больше не приду, — буднично ответила Виолетта. — Иначе нельзя. Если займусь твоими похоронами, меня арестуют. Через день-другой твой труп обнаружат соседи, и тебя похоронят за казенный счет. Лили известит дядю Эдварда.
Безрадостная перспектива резанула будто ножом.
— Что ж, давай п-покончим с этим, — сказала Эва, про себя добавив: и постараемся не умереть.
— Лежи спокойно, — в несчетный раз повторила Виолетта неведомо зачем — Эва и так была неподвижна, точно мраморное изваяние надгробия.
Возможно, Виолетта хотела подбодрить пациентку. Когда она застелила кровать чистой простыней и надела фартук с перемычкой на груди, явно сохранившийся со времен Красного Креста, голос ее обрел властность медицинской сестры. Стараясь не смотреть на разложенные сверкающие инструменты, Эва разделась от пояса — сняла нижнюю юбку, чулки, панталоны — и улеглась. Было холодно. Очень.
— Опий. — Виолетта откупорила пузырек, и Эва, послушно разомкнув губы, проглотила несколько капель. — Предупреждаю, будет больно.
Тон ее стал безапелляционным, и Эва вспомнила слова Лили: Вероятно, она решила, что лучше уж расстрел, чем скатывать бинты для Красного Креста. Поверь, чем бы медсестра ни занималась, она не сможет обойтись без пилежки. Почему-то сейчас это успокоило.