– А ну-ка, смотрите!
Мы воззрились на следователей, стоящих в начале коридора. Их было много. В руках они держали дубинки и цепи. Рукава засучены. Смотрят на нас и смеются.
– Вот ваш старейшина, ваш ангел-хранитель!
От железной двери за ноги подтащили какого-то человека и положили в начале коридора. Из одежды на нем были только черные трусы. Я узнал огромное тело дяди Кюхейлана. Он напоминал утопленника, выброшенного на берег. Весь в крови. Седые волосы стали красными. Что это, его убили, а потом приволокли сюда, словно на кладбище? По коридору прошел гул встревоженных голосов.
– Сволочи, – прошептал кто-то. И снова: – Сволочи!
Охранник услышал, подскочил к нам с перекошенным от злобы лицом:
– Кто это сказал?
Направо и налево посыпались удары. Брызнула кровь, кому-то вышибли зубы.
Два следователя взяли дядю Кюхейлана за руки и попытались поднять.
– Давай, громила, пройдись немного!
Дядя Кюхейлан был жив. Он застонал – так громко, что услышали и те, кто стоял в самом конце коридора.
– Давай, старый хрыч!
Дядя Кюхейлан пошевелил рукой, потом протянул ее вперед, словно ощупывая пустоту перед собой. Голова его на мощной шее была опущена, и он походил скорее на какое-то животное, чем на человека. И стон, который вырывался из его горла, тоже напоминал рев раненого зверя. Изо рта текла слюна. Он что-то бормотал, но слова сливались в бессмысленный хрип. В кого превратился дядя Кюхейлан? Что за стонущее существо было перед нами? Одной ногой он стоял на полу, другая волочилась следом. Следователи отпустили его руки и оставили стоять на одной ноге. На какое-то время дядя Кюхейлан застыл, тяжело дыша. Потом подтянул вторую ногу, перенес на нее часть своего веса. Поднял голову. Его лицо не было лицом человека. Губы раздулись, язык торчал наружу. Брови рассечены, глаза слиплись от крови. Из ран на груди тек гной.
– Смотрите хорошенько! – крикнул один из следователей. – Полюбуйтесь на дело наших рук! Нашего правосудия не избежит никто, поняли?
Дядя Кюхейлан обрел сходство с одним из тех капитанов, что преследовали по морям и океанам белого кита, боролись со штормами и ураганами, но возвращались в порт ни с чем – как в той истории, что рассказывал ему отец. Корабль его разбился, паруса порвались в клочья. И, подобно тем капитанам, потерпев поражение, он уже мечтал о новом плавании. Медленно переставляя ноги, он слышал, как стрекочет в ушах целая армия цикад. Булькающая в носу кровь казалась ему соленой морской водой. Это был бесконечный сон. Но если другие искали своего белого кита в открытом море, то дядя Кюхейлан – в море Стамбула. Эта погоня пьянила, зов ее ничем не заглушить. Ему не требовался спасительный остров; все острова он стер со своей карты. Он должен был или покорить море, или сгинуть в волнах. Спину его исчертило множество ножевых шрамов. Медленно переставляя ноги по бетонному полу, он вдруг поднял голову, словно услышал издалека чей-то крик и пытался понять, с какой стороны принес его ветер.
Когда дядя Кюхейлан начал самый трудный в своей жизни путь, Зине Севда, стоявшая напротив меня, прямая, словно деревце, сжала кулаки. Потом по-детски зажмурилась, тихо сделала шаг вперед и встала лицом к дяде Кюхейлану. Между ними было метров пять-шесть. Все заключенные уставились на нее, следователи переглянулись. В коридоре воцарилась тишина, слышно было только, как с дяди Кюхейлана падают на бетонный пол капли крови.
– Что это она?
– Начальник, это та девушка, которую доставили с гор.
Зине Севда вытерла лоб и щеки рукой, поправила волосы. Все смотрели на нее и ждали, что она будет делать. А она вдруг опустилась на колени и раскинула руки в стороны, ожидая, когда окровавленный человек добредет до нее, чтобы заключить его в объятия. Подошвы ног у нее были в трещинах, вся шея – в ожогах от сигарет. Не русалка, явившаяся из волн и поющая в прибрежных скалах на закате свою песнь, а израненная женщина. Видел ли ее дядя Кюхейлан? Мог ли он своими слипшимися от крови глазами разглядеть впереди девушку, что ждала его на коленях с раскинутыми руками?
– Встать, шлюха!
Но Зине Севда не обратила никакого внимания на крики следователей, только слизнула языком черную кровь с губы и еще шире развела руки.
– Поднимите эту шлюху!
Один из следователей двинулся в ее сторону, поигрывая дубинкой. Остановился перед Зине. Сплюнул на пол окурок, медленно растер носком ботинка, глядя на девушку. Ощерил желтые зубы. Отступил на шаг и с размаху пнул Зине в живот. Та отлетела в сторону, врезалась в дверь камеры и какое-то время лежала без движения. Потом прижала руку к животу и медленно выпрямилась. Снова встала на колени. Посмотрела на дядю Кюхейлана. Между ними еще оставалось значительное расстояние.
Следователь носком ботинка отшвырнул окурок к стене. Нагнулся к девушке, посмотрел ей в лицо. Не увидев никакой реакции с ее стороны, выпрямился, продолжая щериться. Крутанул дубинку в руке, потом поднял ее вверх. Он стоял прямо напротив меня. Я схватил поднятую для удара руку. Дубинка застыла в воздухе. Следователь обернулся и взглянул мне в лицо. Ублюдок! Узнал он меня? Знакома ли ему песня стальных ножей? В моих висках пульсировала боль. Все в коридоре мерзли, стоя на бетонном полу, а мое лицо горело. Мозг словно сверлили дрелью. Знакома ли ему песня стальных ножей? Ублюдок! Он толкнул меня и попытался высвободить руку. Но силы не хватило, и тогда он истошно завопил.
Четвертый день
Рассказывает дядя Кюхейлан
Голодный волк
– Охотники шли по крутому горному склону, когда началась метель. Такой снег повалил, что в двух шагах ничего не видать. А тут еще и время к ночи, темно. Сбились они с пути. И вдруг увидели впереди свет. Поспешили в ту сторону, утопая в снегу, и добрались до небольшого домика, а добравшись, постучали в дверь и взмолились: «Помогите, замерзаем! Впустите нас!» – «Кто вы?» – ответил им из-за двери женский голос. «Три охотника из Стамбула. Мы сбились с дороги, ищем, где укрыться от непогоды». – «Моего мужа дома нет, не могу я вас впустить», – отвечала женщина. Охотники принялись умолять: «Если не откроешь дверь, мы здесь умрем! Хочешь, отдадим тебе свои ружья?» Выл ветер, издалека донесся грохот лавины. Хозяйка открыла дверь, пустила охотников к очагу, накормила их. Охотники порылись в своих ягдташах, подарили ей зеркальце, гребень и складной нож: «Ты нас спасла от смерти, спасибо тебе!» Хозяйка поблагодарила их за подарки и ушла в свою комнату, а охотники легли у огня и уснули. Однако вскоре их разбудил какой-то свист. Доносился он из очага, огонь в котором вдруг заиграл всеми цветами радуги. Из трубы в комнату влетело что-то сияющее, и оказалось, что это зеленокрылая пери
[15] в ореоле света! «Не бойтесь, – молвила пери, – я явилась сюда предначертать судьбу». – «Нашу?» – спросили охотники. «Нет, ваша судьба была предначертана еще до того, как вы родились. Я прилетела сюда, потому что женщина в соседней комнате ждет ребенка, и мне нужно предначертать судьбу того, кому вскоре предстоит появиться на свет». Охотники попросили рассказать им, какая же судьба его ждет. «Вы все равно не сможете ее изменить», – отвечала пери, но охотники принялись настаивать, и тогда пери улыбнулась и выполнила их просьбу. «Родится мальчик, – поведала она. – Он вырастет сильным и здоровым, а когда ему исполнится двадцать лет, женится на любящей его девушке. Однако в брачную ночь его съест волк». – «Ну нет! – воскликнули охотники. – Такого мы допустить не можем!» – «Не спорьте с судьбой!» – сказала пери, бросила им в глаза какой-то порошок, и они уснули. А проснувшись утром, рассказали друг другу свой сон и поняли, что это и не сон вовсе, раз им всем приснилось одно и то же. Тогда они поклялись на своих ружьях хранить эту тайну, а когда придет время, спасти сына хозяйки дома. Та ни о чем не узнала. Охотники объявили ей: «Теперь ты наша сестра, и у нас есть к тебе одна просьба. Мы хотим побывать на свадьбе твоего ребенка, так что обязательно сообщи нам о ней». Следующие двадцать лет были для охотников непростым временем. Все это время они готовились к роковой ночи. Когда в Стамбул пришло приглашение на свадьбу, они, как ветер, примчались в дом среди гор, где когда-то спасались от бури, и открыли хозяевам тайну, которую хранили все эти годы. С собой они привезли большой ящик, который поставили посреди комнаты, и велели жениху и невесте провести ночь в нем. Ящик они опоясали семью цепями, а на крышку повесили семь замков. Сами же объявили, что спать не будут, и, дабы случайно не задремать, каждый из них отрубил себе по мизинцу. До утра они прислушивались к воющему в горах ветру, а стоило чему-то шевельнуться во тьме, сразу начинали стрелять. С первыми лучами солнца они закричали от радости: «У нас получилось!» Открыли семь замков, сняли семь цепей. Однако в ящике они, не веря своим глазам, обнаружили лишь невесту, всю перепачканную кровью. «Что случилось?!» – вскричали охотники. «Я сама не поняла, как так вышло, – отвечала, запинаясь, невеста, – но, едва вы закрыли крышку сундука, я превратилась в волка и съела своего любимого. Не знаю почему, но съела».