– Ты же сказала, Дом на набережной?
– Да, есть такая повесть Юрия Трифонова, после которой так стали называть и этот дом.
– И что здесь страшного? – оглядываясь по сторонам, спросила Марина, когда они вошли в первую арку со стороны моста.
– Ты не представляешь, скольких людей отсюда забрали черные «воронки». Все знали, что если в какой-нибудь квартире среди ночи вдруг загораются все окна, жильцам предстоит переезд совсем в другой дом…
– В тюрьму, что ли?
– Да. И оттуда редко возвращались. Говорят, были случаи, когда выбрасывались из окон…
Девушки примолкли.
– Есть здесь одна загадка, – вспомнила Катя. – Представляешь, десятый и двенадцатый подъезды в доме есть, а одиннадцатого нет.
– Не может быть… Пойдем посмотрим!
Они прошли несколько шагов вдоль дома.
– И правда, нет…
– А нам как раз в десятый подъезд. Вон там Агнесс уже нас ждет.
Катя открыла дверь подъезда своим ключом. Они втроем вошли в тесный лифт, доехали до восьмого этажа. Катя привычным движением свернула из лифта направо, вставила ключ в замок. Ключ не подходил.
– Извини, Агнесс, ничего не могу понять… Может быть, я перепутала этаж? Я сейчас!
Катя сбежала на этаж ниже, но увидела незнакомую дверь. Вернувшись на восьмой, она в недоумении нажала на кнопку звонка.
– Кто там? – раздался через дверь знакомый голос Веры Петровны.
– Это я – Катя! – лоб ее вспотел, но она еще не верила в очевидное. – Вера Петровна, откройте, пожалуйста. Я хотела квартиру показать.
– Ничего показывать не надо. Ты, Катенька, ступай себе с Богом.
– Как это ступай? А как же договор, как же ремонт?
– Ремонт хороший, просто замечательный! Только нам ведь жить негде, на даче-то и воды нет. А по закону никто не имеет права выгнать двух инвалидов и несовершеннолетнего ребенка на улицу! Ступайте, ступайте, а то милицию позову.
У Кати побагровели щеки. Она хотела объяснить все Агнесс, но та и сама догадалась о том, что произошло, и растерянно молчала.
Молчание прервала Марина:
– Ну что ж делать, систер? Не переживай! Мы же в Москве, а Москва слезам не верит. Пойдем-ка лучше перекусим.
В «Макдоналдсе» на «Пушкинской» Катя до конца осознала, что произошло: ее обманули, просто «кинули».
– Майкл меня убьет, – тихо сказала она Марине. – Ты не представляешь, сколько стоил этот ремонт.
– Мы вместе пойдем в ваш офис, и я ему все объясню, как свидетель! – заявила Марина.
Сил сопротивляться у Кати не было.
– Ни чему Москва не верит. Ни слезам, ни словам, ни договорам, – назидательно поучала ее Марина, жуя аппетитный гамбургер и одновременно макая картофельную соломку в кисло-сладкий соус. – Жильцы такого дома могут делать все, что пожелают. Раз уж они тогда выжили, теперь им бояться нечего. Ты в следующий раз сразу меня с собой бери. Я этих мошенников за версту чую, у нас половина Пензы таких.
* * *
Марина все рассчитала. После того как даже какой-то Гия ее бросил, она поставила перед собой цель – заполучить именно этого мужчину. Она решила идти ва-банк. Она сделает все, чтобы именно ОН стал ее мужем.
Как искусный охотник, она расставила ловушки: заранее придумала, что ему скажет, какое платье наденет, она помнила какой цвет и какие духи ему нравятся. «Скорее бы, скорее бы он приехал», – думала она каждую ночь перед тем как заснуть.
День этот наступил. И он был ужасный. Стоял февраль. Накануне была оттепель, а сегодня подморозило. Она несколько раз чуть не упала, пока дошла от метро на высоких каблуках. Солнце не грело, а только глаза слепило. Марина беспокоилась, что глаза будут слезиться и тушь потечет.
Почти час стояла она у окна в подъезде. Расстегнула шубу, сняла шарф. Торт «Птичье молоко» лежал на пыльном подоконнике. В очередной раз хлопнула внизу входная дверь.
«А вдруг он не приедет», – мелькнуло в голове. От этой мысли засосало под ложечкой, как в детстве, когда папа собирал вещи. Точнее, он их швырял в чемодан. А мама ходила с «Беломором» в зубах и шипела сквозь зубы «Убирайся! Убирайся! Мы и без тебя прекрасно проживем».
Двери лифта открылись. Вышел мужчина, роясь в карманах в поисках ключей. Он почувствовал ее взгляд и не мог поверить своим глазам.
– Марина? Это ты?
– Да, – просто ответила она. Взяла с подоконника торт и пошла к нему.
Глава VI
Свободное плавание
Мне кажется, только ты мог бы понять меня. Выслушать и сказать те самые слова, которые все расставят по своим местам. Что со мной не так? Почему я пытаюсь идти вверх, а вместо этого получается – вниз? Я всего лишь хочу быть счастливой. Неужели это так много, папа?» – на последнем слове речитатива, который пронесся в ее голове в последнюю секунду быстрого утреннего сна, Катя открыла глаза.
Она лежала на широкой кровати, стоявшей посреди просторной комнаты с высоким потолком и большим панорамным окном. Каждый раз, просыпаясь, она пару минут приходила в себя, удивляясь новой обстановке.
Уже полгода Катя жила в арендованной квартире в Большом Гнездниковском переулке в знаменитом «тучерезе». Раньше это был доходный дом немца Нирнзее, самый высокий в Москве первой половины двадцатого века, за что и получил в народе свое прозвище, не исчезнувшее даже с появлением впоследствии сталинских высоток. После революции дом Нирнзее национализировали и передали городу, назвав «Четвертым домом Моссовета», сокращенно – «Чедомс». Однако в народе он так и остался «тучерезом» – первым небоскребом Москвы.
Отличительной чертой дома был сохранившийся выход на крышу, служившую когда-то смотровой площадкой, с которой открывался прекрасный вид на центр столицы. Раньше в доме не было кухонь, и на совершенно плоской с высокой оградой крыше дома располагалась столовая, превращенная позже, во времена НЭПа, в знаменитое на всю Москву видовое кафе «Крыша». Был на этой крыше и свой сквер для прогулок, сцена для оркестра, в открытых и закрытых залах крутили кино. Праздничная верхотура венчала мрачные коридоры доходного дома с квартирами по обеим сторонам.
Когда Надежда Бенционовна стала совсем невыносима, обстановка накалилась до предела, Катя впервые задумалась о собственном жилье. Визиты в их дом Майкла, и без того редкие, Надежда Бенционовна вынюхивала с чуткостью лисы. Даже если она уезжала на пару выходных дней в подмосковный пансионат, то, вернувшись в воскресенье вечером, чуяла парфюм приходившего на субботний обед Майкла, сколь ни проветривала комнаты Анна Ионовна. И ведь не сказать, чтобы Майкл сильно душился.
Однажды, вернувшись домой и не услышав в воздухе запаха гостя, Надежда Бенционовна в благодушном настроении направилась в уборную.