«Да сегодня же Восьмое марта!» – улыбнулась Катя. Эти бережно прижатые к груди мимозы вернули ее мысли в далекое прошлое. Она вспомнила, что в детстве в марте было еще морозно и лежал снег. Бывало, в это время отец еще катал ее на санках. Это сейчас жизнь с каждым годом ускоряет свой бег. Может, оттого и весна приходит быстрее?
Мимозы появлялись в их доме на Восьмое марта ранним утром: букетик маме, букетик Кате и букетик в баночке с водой на кухне – для Анны Ионовны, к которой они пойдут в гости на праздничный обед, или она придет к ним.
Маленькая Катя думала, что мимозу приносит ночью добрая фея, как подарки под елку Дед Мороз, ведь если у Нового года есть свой покровитель, почему бы ему не быть у такого замечательного праздника, как Восьмое марта? Только повзрослев, она поняла, что это папа ходил на рынок за мимозой рано утром, потому что в этот день живые цветы были самым дефицитным товаром в Москве. Но когда Катя узнала об этом, никто уже не ходил с утра за мимозой. Конечно, на Восьмое марта в их доме всегда стояли красивые букеты: дежурные тюльпаны и гвоздики приносила из школы Надежда Бенционовна, шикарные букеты роз, иногда даже в корзинах, дарили Анне Ионовне, работавшей тогда концертмейстером в Гнесинском училище. Только никогда больше не было букетиков скромных мимоз, похожих на пушистых желтых цыплят.
Катя вспомнила свой сон, окончившийся отчаянным речитативом. Ей так хотелось рассказать отцу о том, как она живет, поделиться своими планами, посоветоваться. Почувствовать себя не бизнес-леди, а девушкой, за которую есть кому заступиться. Ей хотелось быть папиной дочкой.
Она заварила кофе, включила телевизор, оставила программу с концертом в честь Восьмого марта.
В дверь позвонили. Катя никого не ждала, поэтому спросила с опаской:
– Кто там?
Недавно они разговаривали с Майклом о том, что агентств недвижимости становится все больше, конкуренция растет и надо быть осторожными.
– Это я! – услышала Катя голос Майкла.
Она открыла дверь, по привычке подставила губы для поцелуя. Майкл скользнул губами по ее щеке и вошел в квартиру. Он стоял в пальто нараспашку, с румянцем на щеках, голубые глаза оттеняла светло-розовая рубашка, темные волосы зачесаны назад. В руках – огромный букет бордовых роз с длинными стеблями и бутылка шампанского.
– У меня и вазы высокой нет, – всплеснула руками Катя.
Она отнесла шампанское на кухню, подошла к Майклу и прижалась к нему всем телом.
– Чай будешь или сразу шампанское?
– Нет, извини, я на минуту.
Майкл стоял в прихожей и нервно переминался с ноги на ногу. Она заметила, что он странно смущен и румянец не сходит с его щек.
– Что-то случилось? Ты выглядишь расстроенным.
– Все нормально. Вернее, не очень. Катя, послушай, я пришел, чтобы сказать тебе: мы должны расстаться. Мне необходимо вернуться в Америку. Моя мать… Она очень больна. Конечно, мы останемся партнерами по бизнесу. Даже больше: ты будешь заведовать всеми делами здесь. Ты же знаешь, без тебя компания не сможет выжить.
Катя отступила на шаг и обхватила себя руками. Она молчала. Молчал и Майкл. Повисла долгая пауза.
Майкл был растерян. Конечно, зная Катю, он не ожидал от нее истерики. Однако, так и не узнав ее вполне, он предвидел упреки, слезы, хотя бы одну слезинку… Только не это пугающее, сбивающее с толку ледяное молчание. Он ждал ее слов, как ждут удара молнии в душной предгрозовой тишине.
Катя молчала, и Майкл очень удивился бы, если бы узнал, что молчала и думала она вовсе не о нем.
– О’кей, как скажешь, – ответила она наконец.
– Ну, я пошел? – нерешительно спросил он.
– Конечно, – кивнула она.
Закрыв за Майклом дверь, она подошла к окну, открыла его и вышвырнула розы, прекрасно зная, что через минуту Майкл выйдет из подъезда и увидит их на снегу Впрочем, не это было важно, а другое: в минуты молчания, последовавшие после слов Майкла, она вдруг отчетливо вспомнила хруст стекла и пятно крови, растекающееся по белой скатерти. Точно! Это было, и было в ее детстве, она сама видела. И если бы сейчас, вот в эту минуту она стояла у стола и под рукой оказался стакан, она сделала бы то же самое.
Катины руки непроизвольно сжались в кулаки. «Как хорошо, что он сказал это после того, как я отнесла шампанское», – отстраненно, будто не про себя, подумала она.
Пятно крови, отец, мать… Всплывшие в памяти картинки были похожи на мелкие клочки газеты. Никак не складываются, чтобы прочитать хоть слово. Наверное, это был семейный скандал? Единственный или нет? И кто в нем был виноват?
Через час Катя жала кнопку звонка квартиры в Брюсовом переулке. Она знала, что Анна Ионовна на праздничном концерте: иногда она выступала, и с большим успехом. Каждое ее выступление было большим подарком для учеников и поклонников. Надежда Бенционовна не жаловала Восьмое марта и в утренний час должна была быть дома.
Никто не открывал. Она позвонила еще раз, и, когда уже собралась уходить, дверь приоткрылась, и из коридора в темноту лестничной площадки упала полоска света.
– Мама, это я.
– А, пропащая, проходи, – приветствовала дочь Надежда Бенционовна.
Пропащей она стала называть дочь с тех пор, как Катя переехала на новую квартиру, хотя Катя часто заезжала к ним и оставляла матери и бабушке деньги. Катя знала, что обижаться на «пропащую» не имело смысла, как и вообще обижаться.
– Поздравляю с Восьмым марта! – Катя достала из сумки и протянула любимые мамины духи.
– Поставь на тумбочку, – ответила Надежда Бенционовна и пошла к себе в комнату смотреть телевизор.
– Мам, может, чаю? – крикнула Катя ей в спину.
– Иди налей себе. Я не буду.
На кухне Катя поставила чайник. Когда он закипел, она еще раз крикнула:
– Может, попьешь со мной за компанию?
Дверь комнаты со стуком захлопнулась. Надежда Бенционовна была не в настроении. Впрочем, как и всегда. Катя чуть не расплакалась. Она схватила сумку, выбежала из квартиры и побежала по ступенькам вниз.
Постояв у подъезда и успокоившись, она решила, что еще успеет на концерт к Анне Ионовне.
* * *
Уже к ночи Катя вернулась в свою пустую квартиру. Достала из холодильника бутылку шампанского, нерешительно сняла фольгу, покрутила бутылку в руках, посмотрела на толстую белую пластмассовую пробку и поняла, что никогда не открывала шампанское. Поставила бутылку обратно в холодильник.
В два часа ночи раздался телефонный звонок.
– Алло, – сонным голосом ответила Катя.
– Екатерина Александровна?
– Да, это я.
– Вам звонят из реанимационного отделения НИИ Склифосовского.
– Господи, что случилось?