Наши дети спят всю ночь - читать онлайн книгу. Автор: Анна Вальгрен cтр.№ 24

Так оно и оказалось. Она была, подобно мне, человеком из плоти и крови, и была наделена теми же общечеловеческими потребностями, что и я. Она сама поведала мне об этих потребностях, а рождение ее восьмерых братьев и сестер, младшей из которых сейчас 30 лет, продолжило мое образование.

Бог наделил меня даром понимать маленьких детей – наподобие того, как есть люди, способные понимать лошадей (на что я абсолютно неспособна) или люди, прекрасно ухаживающие за растениями и имеющие так называемые «зеленые пальцы» (которых я однозначно не имею). Поэтому моего первого ребенка нельзя назвать экспериментальным младенцем. Я наблюдала за дочерью с любопытством, с желанием научиться и с тем пониманием, за которое я благодарю Создателя.

Моими действиями руководили ее вопросы и реакции, а не то, чему меня пыталась научить практика того времени.

В роддоме роженицу оставляли на неделю, причем первые три дня она должна была соблюдать постельный режим.

Молоко прибывало лишь на третий день, и именно тогда новоиспеченной маме впервые приносили младенца. Не раньше. Так называемый rooming-in ^[8] тогда еще не существовал.

47 лет назад действовал четырехчасовой принцип. Ребенка нужно было прикладывать к груди каждый четвертый час. По окончании кормления – длительностью не более 20 минут – следовало сцеживаться до тех пор, пока грудь совершенно не опустеет. Насоса для сцеживания в роддоме не было, так что приходилось сцеживаться вручную.

Дома малышу нужно было каждый раз давать определенное количество молока. В таблице с точностью до грамма указывалось, сколько молока требовалось ребенку определенного возраста. Как я вскоре заметила, порции были скупыми, но вес малыша тщательно контролировался в детской поликлинике: если малыш прибавлял 200 положенных граммов в неделю, все было в порядке. Чтобы контролировать, получает ли ребенок необходимое количество молока, родителям предлагали взять напрокат весы. Нужно было взвешивать малыша или малышку до и после кормления. Помню, что стандартной порцией для четырехнедельного малыша были 110 граммов.

В конце первого месяца малыша нужно было отучать от ночного кормления (которое в то время упоминалось в единственном числе). Для этого рекомендовалось использовать колыбельку или катать коляску через пороги и края ковров. Можно было также положить малыша в корзину от коляски и покатать в машине. В то время, когда машина была далеко не у всех, этот совет был весьма прогрессивным! Также не существовало в то время ни детских сидений для машин, ни ремней безопасности.

Как только остатки пуповины и жуткий зажим отпадали, малыш должен был спать на животе «как лягушка». До этого же ребенка нужно было класть на бок, в положении зародыша, подпирая спинку свернутым одеялом и не забывая время от времени перекладывать с одного бока на другой.

Вернувшись домой с моей новорожденной, я тут же начала делать все как полагалось. Но малышка кричала не переставая.

Почему? Ведь она получала все необходимое в соответствии с нормами и весами. Чего ей не хватало? Она кричала сутками. Вам, читающему эти строки, наверняка известно, что эта короткая фраза содержит столько крови, пота и слез, что ими можно было бы наполнить Атлантический океан.

Через две недели мне совершенно непостижимым образом повезло: я обнаружила, что наши весы поломаны. Малышка и близко не получала того, что ей было положено. С момента рождения она убавила в весе! Тут я махнула рукой на все нормы и взвешивания и стала думать лишь о самочувствии ребенка и ни о чем другом. Она получала столько молока, что оно чуть ли не лилось из ушей. Крики тут же прекратились навсегда.

Следующую неделю малышка только и знала, что ела и спала, а в конце недели она одарила нас своей первой очаровательной улыбкой.

Удача была действительно непостижимой, потому как с этого момента я пошла своим собственным путем. В том, что нам достались поломанные весы, не было ничьей вины, новые же взвешивания показали, что малышка была сыта, лишь когда она получала вдвое больше прописанной поликлиникой нормы.

Это продолжалось весь первый год. Наедаясь досыта и получая добавку, она не кричала. Она наслаждалась.

Мне было непонятно, почему рекомендованные порции были такими скупыми. Почему малышей нужно было держать на грани голода? «Только смотрите, не перекормите!» – можно было услышать везде и всюду. Правду я, естественно, никому не рассказывала, а именно то, что малышка ела столько, сколько в нее вмещалось в течение 20 положенных минут. И кроме того она получала «закуску» и «десерт», которыми я каждый раз докармливала ее в течение еще как минимум 20 минут.

А вскоре я впервые услышала о коликах. Это были жуткие описания орущих днем и ночью в течение трех месяцев младенцев.

Мне же, благодаря поломанным весам, немного научившейся думать самостоятельно, было хорошо известно, что делало мою собственную дочку довольной и спокойной: пища, пища, еще больше пищи и еще чуть-чуть пищи. Я вынашивала мою собственную теорию колик. За прошедшие годы эта теория была подтверждена сотни раз: колики – это незаглушенная тревога за собственную жизнь.

Дети не рождаются с коликами. Нет детей, которым заранее суждено страдать от колик, как нет и мужчин, которым суждено получить язву желудка, или женщин, которым суждено мучиться мигренями.

Следуя моему рецепту «пища, пища и еще раз пища», все дети, чьи матери отбросили в сторону правила и стали кормить их до тех пор, пока пища не начинала «вытекать изо всех дыр», были излечены.

Это был первый, но не последний случай, когда меня удивил установленный порядок, при котором дети не должны себя чувствовать чересчур хорошо. Лишь в меру хорошо! Кушать сколько требуется, но не больше. Спать сколько требуется, но не больше. (Во всяком случае, в отличие от сегодняшнего дня, дети спали, но, как и сегодня, им приходилось засыпать, хорошенько накричавшись.)

Похоже, что как тогда, так и теперь, детям не позволено блаженствовать, они не должны наслаждаться. Они должны кричать, плакать и их что-нибудь должно беспокоить. А главное, они сами должны причинять беспокойство, и в первую очередь своим дорогим мамочкам.

Возможно, между тогдашним стремлением женщин к свободе и огромной нехваткой рабочей силы, существовала взаимосвязь, во всяком случае, в Швеции. Как бы то ни было, рассматривать детей как помеху было необыкновенно модно.

Став подозрительной, я учуяла общественно-политический заговор: «С детьми должно быть трудно!» Тогда матерям будет гораздо легче с ними расстаться. И совершенно верно, в 70-е годы в общественно-политических дебатах доминировали жалобы не только на детей, но и на институт семьи как таковой. Народ разводился направо и налево, с яростью требуя, чтобы общество взяло на себя заботу как о самих детях, так и об их воспитании. Для женщин заниматься детьми было адским трудом: было мучением их вынашивать, было мучением их рожать, было мучением их иметь, и лишь с мучением можно было от них избавиться. В садиках не хватало мест.