Собибор / Послесловие - читать онлайн книгу. Автор: Лев Симкин cтр.№ 23

Вся сцена – словно из блокбастера на военную тему, начиная с эпизода с белой лощадью, верхом на которой прискакал к мастерской эсэсовец в красивой офицерской форме.

Звание унтерштурмфюрера СС (равнозначное лейтенанту) Нойман получил после посещения Собибора Генрихом Гиммлером в феврале 1943 года. Нарушу последовательность событий, поскольку есть смысл рассказать об этом визите. Его подробности вышли наружу в мае 1950 года на судебном заседании, проходившем в здании тюрьмы Моабит в английском секторе Берлина, том самом, где были написаны “Моабитские тетради” татарского поэта Мусы Джалиля. На скамье подсудимых сидел обершарфюрер СС Эрих Бауэр, отвечавший за работу газовых камер – Газмейстер Собибора, как он сам себя называл. По свидетельству Эды Лихтман, он наблюдал за процессом умерщвления людей через маленькое окошко в крыше. Но на этот раз он давал показания о другом эсэсовце, подглядывавшем в окошко за мучениями убиваемых, – Генрихе Гиммлере. К его визиту в лагере тщательно готовились, в день приезда не было обычных транспортов, в лагерь специально доставили из Люблина 300 молодых узниц-евреек, дабы он мог наблюдать работу газовых камер. Бауэр объяснил это тем, что руководство лагеря хотело порадовать высокого гостя. Женщин на два дня заперли в специальном бараке, чтобы устроить с их участием спектакль для самого главного палача. Их специально провели мимо Гиммлера по “дороге в небеса”. Гиммлер смотрел, как они раздевались, сдавали одежду и деньги, как их стригли, потом через окошко наблюдал за их мучениями в газовой камере.

Пока Гиммлер смотрел, как они умирали, будущий свидетель Моше Бахир (ему тогда было шестнадцать лет) готовил в буфете закуски. Как только раздался крик: “Он идет, будет обедать”, Бахир убежал. Если бы его увидел Гиммлер или кто-то из его свиты, ему бы не поздоровилось.

Что касается Газмейстера, то его подвела любовь к развлечениям. Спустя шесть лет, весной 1949 года, один из бывших узников Собибора Самуил Лерер гулял в западноберлинском парке с семьей и увидел Эриха Бауэра на колесе обозрения. Лерер вызвал полицию, Бауэр попытался бежать, но ему преградили путь. Он долго ни в чем не признавался, пока не привели свидетельницу Эстер Рааб, также опознавшую палача. Его судили и приговорили к пожизненному заключению. “Его жена и дочь сказали, что не верят этому, что ничего не знали о его работе, но я не верю им, – рассказывала Эстер Рааб об их показаниях на суде над Бауэром. – Все эти чемоданы, наполненные мерзостью из Собибора, которые он присылал домой регулярно. Они должны были спросить его, откуда все это”.

Вернемся, однако, к событиям 14 октября. Сверхчеловеки умирали так же легко, как те, у кого они отнимали жизнь, говорил годы спустя Томас Блатт. Печерский хотел быть как можно ближе к происходящему и в это время прятался в бараке для плотников напротив. Александр Шубаев – 26-летний горский еврей из дагестанского Хасавюрта, был в Минском лагере вместе с Печерским – принес ему пистолет Ноймана. “Не было еще четырех, когда Калимали (так Шубаев себя называл. – Л.С.) вбежал к нам в барак и положил передо мной пистолет. Мы обнялись”.

Другой герой первого эпизода восстания – Лейбл Дрешер. Именно он напомнил Нойману, что его ждут в портняжной мастерской, а позже удержал лошадь Ноймана и отвел ее в конюшню. Воспользоваться плодами восстания не смог – был убит в лесу во время побега.

Следующей жертвой восставших стал шарфюрер СС Зигфрид Грейтшус, садист, руководивший загоном людей в газовые камеры. С ним разделались Аркадий Вайспапир и 17-летний Иегуда Лернер из Варшавы, задержанный в облаве в Варшавском гетто и отправленный в Минский лагерь, где и подружился с советскими военнопленными.

“Он (Грейтшус) приказал сделать в мастерской кожаное пальто на меховой подкладке и поэтому должен был прийти в 16 часов примерить его, – рассказывает Лернер в фильме Ланцмана. – Он был приблизительно метр восемьдесят. В любом случае он был очень высокий, с широкими плечами. Огромный человек, высокий, исключительного размера. Рослый. Я видел его раньше, но, будучи рядом с ним, по правде говоря, я был ошеломлен. Будучи рядом с таким чудовищем, вы наполняетесь страхом”.

“Когда начальник караула пришел примерить макинтош, мы были наготове, – вспоминал Аркадий Вайспапир в начале 1960-х годов в письме Валентину Томину. – Он, видно, чувствовал какую-то опасность, стал недалеко от закрытой двери и велел примерять. Мастер возился с ним. Когда стало ясно, что немец ближе к нам не подойдет, мне пришлось идти на выход из мастерской. Я, держа топор, прошел мимо немца, затем повернулся и острием топора ударил его сзади по голове. Удар, видно, был неудачный, ибо немец закричал. Тогда подскочил мой товарищ и вторым ударом прикончил немца”.

“Надо было бить обухом, а я не знал этого и ударил острием, – рассказывал мне Вайспапир во время нашей встречи в Киеве 70 лет спустя. – Все произошло уже под вечер. Мы только успели оттянуть труп и укрыть его шинелями, как двери открылись, и зашел волжский немец (вахман Клятт. – Л.С.). Он спросил: “Что у вас тут за беспорядок?” Старший портной ему что-то отвечал, а другие портные по одному стали выбегать из мастерской. Когда волжский немец нагнулся над трупом начальника караула, укрытым шинелями, и спросил: “А это что такое?”, я и за мной мой товарищ топорами и его зарубили”.

А вот как этот эпизод выглядит в рассказе Лернера: “Второй немец входит. Он смотрит вокруг. Говорит, что очень грязно. Нам нужно побелить стены и немного прибраться. Потом делает шаг вперед и оглядывается. Грейтшус был спрятан под грудой пальто, но его рука торчала. Мы, вероятно, не заметили. И когда немец шагнул, наступил на руку Грейтшуса. Тогда немец начал кричать: “Вас ист дас? Вас ист дас?” Мой товарищ сразу же прыгнул вперед и ударил его. Немец рухнул от удара, затем подбежал я и ударил его второй раз. Я думаю, всегда буду помнить. Лезвие топора ударило его по зубам и высекло искры”.

Оба участника восстания, упоминая друг о друге, говорили “товарищ”. Судьба свела их на 20 минут в сапожной мастерской, в следующий раз они увиделись 55 лет спустя, в 1998 году, во время первого приезда Вайспапира в Израиль. Но еще раньше, в 1970-е годы, Печерский показал Вайспапиру групповое фото бывших узников Собибора, живущих в Израиле. “Вот этого я узнал сразу, то ли Лерман, то ли Лернер”, – сказал Вайспапир. Печерский связался с израильтянами, выяснилось: да, это Лернер.

“То, что это был Грейтшус, это точно, т. к. я и Лернер держали в руках его бумажник с документами”, – писал Аркадий Вайспапир позже в одном из писем Михаилу Леву.

С убитым ими эсэсовцем был связан характерный эпизод, запомнившийся многим собиборовцам. Печерский рассказал о нем на уже упоминавшейся видеозаписи 1980 года: “Немцы любили слушать советские песни. Мы шли строем, и Френцель скомандовал: “Запевай!” Заключенным было известно, что Грейтшус, будучи недавно в отпуске, попал под бомбежку и был легко ранен. Вот почему в тот раз они выбрали именно эту песню: “Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц, и в каждом пропеллере дышит спокойствие наших границ”. Как обычно, запевал Цибульский. В Интернете легко найти еще одну видеозапись (из фильма “Арифметика свободы”), на которой эту песню поют выжившие собиборовцы, собравшиеся в Ростове у Печерского дома несколько десятилетий спустя.