Широкая кость - читать онлайн книгу. Автор: Лора Докрилл cтр.№ 37

– Знаю, мама, я уже сказала, что благодарна, сказала, ведь правда? Сказала, что благодарна. – Я начинаю задыхаться.

– И одно из условий уговора, кроме того, что ты ведешь дневник…

– Я веду, веду – спроси Дав… ведь я веду, правда, Дав?

Я психую, Дав психует, мы все психуем. Буча на пустом месте. Мама, не иначе, спятила. Где этот чертов ингалятор?

– Кроме дурацкого дневника – это легко, кто угодно может вести дневник, – ты должна была пойти в спортзал.

– Мама, я…

– Я не прошу, чтобы ты платила за квартиру, покупала туалетную бумагу, ничего такого. Я прошу, чтобы сдержала слово, выполнила обещание. А от тебя и этого не дождешься.

– Не в этом дело, я просто… мне было некогда. Я пойду, обязательно пойду.

Дав делает вид, будто читает, что написано на пакете с мукой. Ингредиенты: мука…

– Пора уже снова показаться врачу, а когда мы придем, окажется, как и раньше, что твое здоровье осталось без изменений, а виновата буду я. И опять я буду выглядеть как худшая мать на свете, а твой отец останется в восторге, да? От того, что ты бросила учиться, а я это допустила, ничего не вышло, и ты не можешь поднять свою ленивую задницу, чтобы три раза в неделю ходить в спортзал!

– Да пойду я! Пойду ради тебя.

– Не ради меня, Блюбель. Дело не в этом! Ради себя, это же нужно тебе. – Она отчаянно размахивает руками и тычет пальцем мне прямо в лицо. – Я, может быть, веду себя не лучшим образом, но жульничаешь ты, только ты! – Она смотрит на меня с отвращением. Я отыскиваю ингалятор и вдыхаю. И снова мне не нравится ее взгляд – она смотрит так, что холодеет кровь. – Посмотри на себя. Ты даже дышать не можешь.

Ох. Слезы закипают у меня в глазах, одна скатывается по щеке. Я смахиваю ее.

Вдохнуть и смотреть ей в глаза.

– По-твоему, я слишком толстая, да? – Дав поднимает взгляд на маму, округлив глаза.

– Что еще за новости?

– Нет уж, мама. – Я крепко сжимаю челюсти, голос противно охрип. – Если я, по-твоему, толстая, так и скажи. Если, по-твоему, мне надо в спортзал, потому что я толстая, так и скажи. И не прикидывайся, будто это из-за того, что, если я не пойду, тебя сочтут плохой матерью. Извини, что я не такая худышка-малышка, как вы с Дав, что не могу съесть бургер с чипсами, не чувствуя, как на мне откладывается слой жира. Извини, что люди надо мной смеются и показывают пальцами, и отпускают реплики, и мне неловко говорить, что ты моя мама, потому что на меня смотрят с недоверием и злобно острят на тему, какая я большая. И как ТЫ умудрилась родить МЕНЯ, и каким чудом при этом не разорвалась. И меня тошнит от того, что я не могу надевать вашу с Дав одежду. Что мы даже в магазин не можем пойти вместе, чтобы на нас не показывали пальцами. Что в некоторых магазинах даже нет моего размера. Что я не могу даже покататься на американских горках, что меня называют «крупной», считают, что мне всего нужно «много», что я обуза, кашалотиха, а не девочка, что я не могу быть нежной, женственной или самой собой. А я, мама, только и могу быть самой собой. Во всяком случае, очень стараюсь. – Ничего не могу с собой поделать, слезы льются в три ручья, голос срывается и дрожит. – Я очень стараюсь.

Она роняет на пол мусорный пакет, мы обнимаемся и уже обе ревем. Мама гладит меня по голове, и наплевать, что руки у нас перепачканы объедками и всякой дрянью.

– Понимаешь, на самом деле мы не знаем ответа на всё. – Мама приподнимает мое лицо, вытирает мне слезы большими пальцами и продолжает: – Мы не становимся по-настоящему взрослыми. Это просто игра, на самом деле каждый блуждает на ощупь, точно так же, как все остальные. Импровизирует. И всегда ждешь, что тебе скажут: вот так правильно. Но никто не знает, как правильно. Никогда. Мы с папой не знаем. Никто не знает, зачем мы в этой жизни. Но тобой мы гордимся, потому что ты требуешь большего. Правда. И по-моему, ты просто красивая. Такая красивая, что я не могу к этому привыкнуть. Ты всегда была красивой. И не знаю, что бы я без тебя делала.

Мама притягивает к себе и Дав, и мы все втроем крепко обнимаемся, уставшие, измученные и измочаленные, но держимся друг за друга так же крепко, как девчонки из луковой семейки, которую мы только что выбросили в мусор.

– Сейчас сгорит! – ору я, отпихивая руку Дав.

– Пардон! Угомонись.

– Нужно всего тридцать секунд.

– Я же не виновата, что эта дурацкая штука считает только минуты.

– Вынимай.

– А ты не командуй.

– Я бы и не стала, если бы ты делала все, как надо.

– Ого! Есть! Выглядит обалденно!

– Давай посмотрим, делись сокровищем.

В миске растопленный батончик «Марс». Горячая карамель, шоколад и нуга. Липкая, сладкая, теплая масса.

– Где мороженое?

– Вот.

– Закидывай, Би.

– Ням!

– Еще!

Я добавляю ванильное мороженое и размешиваю, оно тут же начинает таять, протекать в карамель, размягчаться и растворяться. Как водоворот съедобной краски.

– Давай вечером посидим дома и посмотрим кино? – предлагает Дав, бросая мне ложку. Некоторое время мы обе молчим, катая во рту языками маленькие шарики мороженого, и смотрим друг на друга с довольными улыбками.

– Ты же никогда не хочешь побыть со мной.

– Ну а теперь хочу…

– Я не могу.

– О-о. Почему же?

– У меня свидание.

– Свидание! Елки зеленые, с кем?

– С инопланетянином с планеты Кофе, – говорю я. Дав фыркает. – А чего здесь смешного?

– Мне нравится, что ты лопаешь растопленный «Марс» с мороженым в день своего первого свидания.

– Ну и что?

– Ха! Да ничего, просто другие девчонки ни за что бы не стали.

– А что бы они стали делать?

– Наверное, морить себя голодом. В моем классе все помешаны на селфи и никто ничего не жрет. Таня Грей жует бумагу.

– Дичь какая. – Я облизываю ложку, сочетание горячего и холодного растворяется у меня на языке. – Очень грустно все это. Всем нам только бы повыпендриваться.

– Ну, ты не такая.

– Дав, я только и болтаю о том, как люблю себя.

– Это не выпендреж, а вполне естественно, разве нет? Ты же сама так всегда говоришь. И я с тобой согласна.

Наши серебряные ложечки сцепляются, как бивни, когда мы выгребаем из миски последние молочные капли десерта.

– А какой фильм ты собралась смотреть?

– Может быть, «Белоснежку и семь гномов».

– Правда? А почему именно это?