– Моя любимая кофейня, – говорит папа с иронией; он просто не в состоянии сидеть спокойно, глядя на Дав. – Я со всеми встречаюсь только в местной больнице, куда вам до них! Что может быть лучше жесткого пластикового стула и машинного кофе, чтобы взбодриться!
Прогал между его зубами кажется больше, чем обычно. Он похож на ребенка. Неловкого ребенка. Который явно не знает, к чему себя приложить. Мама вздыхает. Глубоко.
– Ну что, Дав, – говорит он деланым, чужим, занудным голосом, который изображает, когда пытается выглядеть педантичным или когда поддразнивает нашего соседа Джеральда. – Это последнее предупреждение. Ну и шум ты устроила – разлеглась тут на всю палату и ничего не делаешь! Не можешь помолчать? Я хочу спокойно выпить кофе! – Он осторожно трогает ее плечо указательным пальцем. – Я не привык видеть тебя такой… неподвижной.
В этот миг его улыбка переворачивается уголками вниз, и вид у него становится очень-очень естественный. Не актерский. Он наклоняется к ее голове и по-взрослому всхлипывает прямо ей в волосы. От этого мы с мамой тоже плачем.
Дав было бы противно смотреть, как мы суетимся над ней.
Больничный горячий шоколад – просто коричневая водичка. Пока не допиваешь до дна. На дне лежит пересахаренный порошок. Дав не просыпается. Но когда проснется, я уверена, она найдет, что сказать об этих чудовищных напитках.
Ведь правда, Дав?
Правда?
Дав?
Сыр из цветной капусты
– Привет, Алисия!
– Член экипажа! Ты опаздываешь больше чем на два часа. У тебя должна быть веская причина, а то отправлю обратно на планету Земля прежде, чем успеешь глазом моргнуть!
– Извини… моя сестра… Я хотела тебя предупредить, чтобы ты знала. Я сейчас в больнице.
– Елки, блин, что случилось?
– Дав упала. С крыши.
– О-о-ох! Вот черт побери!
– Именно. Извини, нужно было позвонить раньше, но я не знала, чем все кончится.
– Ох, надо же, какой ужас. А она… ей… у нее… Как она?
– Сейчас спит. Но мы все волнуемся. Она упала из окна с большой высоты… ее друзья тоже волнуются.
– Еще бы.
– Так что ничего, если я потом сообщу, когда смогу выйти на работу?
– Конечно. Конечно. Просто держи инопланетян в курсе. Мы тебя прикроем, может быть даже, попросим твою подружку Камиллу засучить полосатые рукава и взяться за работу! Ха! Шучу, конечно, эта девчонка не будет здесь работать ни минуты. – Она фыркает. – Ладно, если понадобится помощь, сообщи.
– Обязательно. Спасибо.
– Да, и позвони своему Макси, он тут весь извелся из-за тебя!
– Ага, передай ему привет.
Я тут же кладу трубку – так, по моим представлениям, делают гангстеры: всегда побыстрее заканчивают звонок, толком не попрощавшись.
Ну вот, с работой разобралась – одной проблемой меньше. Надо бы позвонить Камилле. А потом Максу. Нет, не буду. Понятно, что я не смогу избегать их вечно, и не хочу, чтобы они волновались, но сейчас нет сил ни с кем разговаривать.
Родители идут советоваться с врачом, а я жду. Глядя на пластиковый поднос, который принесли для Дав, на случай «если она проснется»: на нем стынет цветная капуста с сыром, и по мере остывания на ее дымящейся, шелковистой поверхности образуется похожая на целлофан пленка. Сыр весь скатался комками, а сами кусочки цветной капусты похожи на кубики, на части игрушки, которую нужно собрать, вставляя фрагменты в пазы. Если ее попробовать, наверняка окажется слежавшейся, пересоленной и тяжелой.
Тут же звонит телефон. Это Камилла. Я вижу, как растет число эсэмэсок он нее и от Макса. Но нарочно не обращаю внимания – мне нечего им сказать. А говорить по телефону я только что пробовала – не понравилось.
Вместо этого разговариваю с Дав, но не уверена даже, что она меня слышит, поэтому пишу сюда. У Дав весь нос в веснушках от солнца. Она не хочет пользоваться защитным козырьком. На лбу красная полоса – наверное, от ремешка этой дурацкой камеры «ГоуПро». Идиотка.
Открой глаза. Идиотка. Кхм-кхм. ПРОСНИСЬ!
Дав всегда смеется над тем, что я доедаю все с тарелки. И казенную еду тоже. А что, мне даже нравится казенная еда. Например, в самолете или в школьной столовой. Если бы я сидела в тюрьме, наверное, с удовольствием поглощала бы тамошнюю баланду. Мне нравятся маленькие подносы из фольги, которые подают в самолетах, полные чего-нибудь клеклого и горячего, с выступившими каплями конденсата, всегда пересоленный сыр и переваренные овощи. Нравится серебристая упаковка плавленого сырка – развернешь ее, а там треугольничек, точь-в-точь замороженный увлажнитель, который прекрасно мажется пластиковым ножом на соленый пшеничный крекер. Будто рот заполнен краской. Комковатая масса прилипает к зубам. А школьные обеды… вкуснота. Особенно шоколадный кекс и вязкий шоколадный крем. Даже плотный квадратный пирожок с сыром мне нравится. Сыром там и не пахнет, одна яичная масса. А здесь во все стараются напихать как можно больше калорий. Наверное, потому, что люди, когда болеют, не могут много съесть, только ложечку одного, кусочек другого, и каждый глоток должен быть напичкан калориями.
Я подношу ладони к глазам, как бинокль, и вижу за дверью маму: покусывая губу, она разговаривает с друзьями Дав. Они жестикулируют, изображая ее падение. Один из них подпрыгивает так высоко, что я пугаюсь. Вид у них какой-то бледный, как на иллюстрациях Квентина Блейка: жилистые, прыщавые мальчишки с грязными руками. Надо бы встать и поздороваться, но мое тело не слушается. Моя широкая кость сегодня кажется мне особенно широкой. Я всегда чувствую себя слишком большой рядом с дружками Дав – настоящая старшая сестра, уже большая, а они острят по этому поводу и дразнят друг друга влюбленностью в меня. Конечно, не в присутствии Дав: она бы этого не потерпела. Я продолжаю рассматривать их. Какие же они худосочные! Я бы могла их прихлопнуть. Я для них чудовище женского пола. Кинг-Конгиха.
Мама закрывает лицо руками, потом обнимает мальчишек. Я молча смотрю на них. И перевожу взгляд на Дав, на ее маленькую тихую палату.
В сумке звонит телефон. Опять Камилла. Пусть звонит.
В палате бледно-голубые стены. Белые простыни. В углу несколько детских книжек и настольная игра, в которой нужно провести деревянные бусинки сквозь ряд витых металлических прутьев. На стенах картинки с плохо нарисованными персонажами диснеевских фильмов. Как уродливые близнецы настоящих. Жуть. До меня доходит, что Дав еще «ребенок». Ее фигура еще не сформировалась. Такая хрупкая. А я расту ужасно быстро. Наверное, меня положили бы в другую палату, окажись я в этой огромной больнице? Рядом со взрослыми, у которых своя, пугающая жизнь…
Оказывается я уже давно сижу, подложив под себя ладонь. Рука онемела и вся в складках. Сегодня складки на коже меня не интересуют. Нужно было сидеть и смотреть «Белоснежку», как хорошая, неэгоистичная старшая сестра.