Единственный, кому ты веришь - читать онлайн книгу. Автор: Камилла Лоранс cтр.№ 25

Страница

В итоге я отправила Крису сообщение со своего настоящего аккаунта в Фейсбуке, от имени Камиллы, писательницы, в кругу близких друзей известной как Хамелеон (да-да, Луи, я прямо-таки вижу, как ты улыбаешься; но тогда мне было не смешно – хамелеончик барахтался в растерянности на пледе с шотландской клеткой). Представилась без обиняков: так, мол, и так, я давняя подруга Жо, он показывал мне сделанные вами фотографии, на мой вкус, они прекрасны, помню, одна мне особенно понравилась – стрелка, нарисованная на дороге, и табличка «ТО HAPPINESS» ^[44]. Я раздумывала, что бы такого оригинального подарить подруге на день рождения, и вспомнила про этот снимок – он продается? Еще написала свой номер телефона и оставила запрос в друзья.

Очень скоро Крис мне позвонил. Я боялась, что он узнает голос, которым с ним столько раз по мобильному разговаривала Клер Антунеш, поэтому «алло» сказала басом. Да, он продает свои работы, двести евро за штуку. «А какой формат?» – спросила я. Он самодовольно засмеялся: «А при чем тут формат? За эти деньги я скину тебе фотку на мейл, и давай сама с ней разбирайся – можешь поменять размер или откадрировать. Я художник и продаю произведение, технические примочки – не моя забота». Я онемела от изумления – неужели это тот самый человек, который три недели назад робким и нежным голосом умолял меня не забывать его?! Послушав мое молчание, Крис смягчился: «Если хочешь, я продам тебе работу с моей прошлой выставки, на металлической пластине, метр на два. Но тогда с тебя триста евро. А ты, значит, подруга Жо? Предупреждаю: мы с ним зверски разругались, теперь не общаемся. Извини, но он полный придурок». – «Я с ним тоже больше не общаюсь. А с тобой мы, кстати, один раз уже разговаривали, – весело сообщила я и торопливо (скорей, не останавливаться!) продолжила: – Да-да, как-то вечером я позвонила Жо, и он передал тебе трубку. Ты был не слишком-то любезен, даже сказал мне: „Сдохни!“ Так что, как видишь, мы давние знакомые». Я засмеялась, но Крис ужасно смутился: «Нет, не может быть, ты меня с кем-то перепутала! Я не такой, как Жо, умею вести себя прилично». Спорить сейчас было бы неуместно, и я пробормотала: «Ну да, наверное, перепутала», но подумала, что он просто совсем себя не знает. Некоторые люди понятия не имеют, на что они способны, не занимаются самоанализом и даже не замечают за собой каких-то слов и поступков до определенного момента, а то и вовсе никогда. Потом мне пришло в голову, что я могла и правда ошибиться: наверняка в тот вечер с Жо был кто-то другой, а не Крис, на него это ничуть не похоже. Крис сказал, что живет в Севране и часто бывает в Париже. «На следующей неделе я отвезу двоюродного брата в аэропорт и, пока он будет в командировке, поживу в его квартире у Порт-де-Лила. Давай с тобой сходим куда-нибудь выпить – я отдам фотографию, а ты заплатишь наличными, так удобнее». Я сказала: «Давай». «Cool!» – обрадовался он.

В условленный день Крис уже ждал меня, подпирая фонарный столб у выхода из метро, когда я приехала. Опоздала, потому что чуть было не передумала – интуиция подсказывала мне, что ничего путного из этого не получится, за время нашего телефонного разговора прекрасный принц пару раз оборачивался злобным жабенком, да и мало ли виртуальных сказок заканчивается обломом. Однако стоило мне его увидеть, вернулось головокружительное ощущение, охватившее меня впервые на вокзале. Крис был такой красивый, вроде бы беспечный, но весь на нервах. Желание, вызревавшее и набиравшее силу в Клер Антунеш во время их любовной переписки, не могло так быстро увянуть во мне. Желание прикасаться к нему, дышать им, чувствовать себя любимой этим мужчиной обрело самостоятельность, раскинуло ветви, как растение, и моего легкого разочарования было недостаточно, чтобы выворотить его с корнем. И потом, я же писательница, человеческая натура – мое производственное сырье, и тут уж я себя ни в чем не ограничиваю, ты прекрасно знаешь, Луи: мое любопытство беспредельно. С буйными страстями я управляюсь железной рукой. Мне под силу размешать в вулкане кипящую магму. А в отношениях с Крисом – какая магма? – подумала я. Так, едва затеплившиеся угольки. Надо было повнимательнее прислушаться к знакомому чувству тревоги, которое всегда сопровождает у меня начало любви, словно предупреждая о неминуемой угрозе. В такие минуты мне кажется, будто в груди что-то зацементировалось, и от этого больно, и невозможно дышать; возникает ощущение, что из меня вырвали какой-то жизненно важный орган, которого и не было никогда. Поначалу желание проявляется как предчувствие боли, как преждевременный траур, словно все тело кричит мне о грядущем крушении, и даже если потом все обойдется, сейчас-то, сейчас уже все пропало, неудачей пахнет воздух, которым я дышу, об этом написано на стенах домов, весь город принял форму иссохшей, мумифицированной любви. Но, получив этот тайный сигнал тревоги, я не бросаюсь прочь со всех ног, наоборот – веду себя, по крайней мере на публике, чертовски непринужденно, избыток светскости выполняет у меня роль адреналина в ситуации смертельного риска, я притворяюсь ужасно общительной, не позволяю себе умолкнуть ни на секунду, давлю в глотке звериный вой, выгляжу так, будто неуязвима для ударов, – зверь воет беззвучно, моя улыбка нарисована на маске, я запираю все двери, бетонирую окна, сливаюсь с пейзажем, натягиваю камуфляж, недаром же Хамелеон.

Вот именно это я и проделала, выходя тем вечером из метро, пока Клер Антунеш, заключенная в моей грудной клетке, трепетала в любовной горячке. Мы с Крисом расцеловались в щеки и пошли искать какой-нибудь бар. В глубине души я не могла не волноваться оттого, что нахожусь так близко к мужчине, с которым мы несколько месяцев флиртовали в Фейсбуке. Перестань хихикать, Луи, я тебя отсюда слышу, да, моя матушка любила слово «флиртовать», и оно здесь подходит. В Средние века говорили «флёртовать», от слова «флёр», «цветок». Как раз этим мы с Крисом и занимались, когда он постил для меня фотографии лотосов и белых маргариток, поливал розовой водой полевой цветочек, которым я была для него. Разумеется, он ничего не заподозрил. Да и откуда бы взяться подозрениям? Для этого ему нужно было прислушаться к моему голосу, уделить мне пристальное внимание, признать меня. «Так ты писательница? – сказал Крис, когда мы сели на террасе мавританского кафе. – А о чем пишешь?» – «Да, – начала я, – пишу о…» – «Клевый у тебя шарфик!» – вдруг сообщил он пикантной брюнетке за соседним столиком. Та улыбнулась ему и неуверенно покосилась на меня. «Я в основном романы пишу и еще…» – «Тебе нужно носить красный, будет супер, можешь мне поверить – я фотограф, у меня на такие фишки глаз наметан». – «Правда? Фотограф? – заинтересовалась брюнетка. – А я актриса. Ты живешь… – Она опять посмотрела на меня. – Вы живете в этом районе?» – «Ага, y меня квартира тут поблизости, – кивнул Крис. – А ты?» – «Мы с подругой снимаем квартиру вон в том доме в конце улицы». – «Ты театральная актриса или в кино снимаешься?» – спросила я, устремив на нее взор хамелеона, который решил не сливаться со стеной. Брюнетка мне улыбнулась: «Вообще-то театральная, о кино пока только мечтаю». Я пододвинулась вместе со стулом поближе к ней: «А сейчас играешь в каком-нибудь спектакле? Я писательница, но подумываю заняться драматургией». Крис, неожиданно для себя оказавшийся за бортом, уже повернулся к молодежи, игравшей в карты за другим столиком. «Эй, раста! – окликнул он какого-то парня. – Клевый у тебя прикид! Ты музыкант? Держи мою визитку, вдруг пригодится. Не против, если я тебя сфоткаю?» Он, не дожидаясь ответа, достал фотоаппарат и защелкал затвором, направив объектив на всю компанию, потом внезапно нацелил его на меня. «Ой, не надо! – запротестовала я, пытаясь улыбнуться (ты же знаешь, Луи, до чего я не люблю фотографироваться). – А как же мои права на изображение?» Крис уставился на экранчик фотоаппарата – там быстро мелькали отснятые кадры – и, не поднимая глаз, буркнул: «Не дрейфь, я их сотру, все равно какое-то уродство получилось». Допив второй бокал кира, я сделала вид, что собираюсь уходить. «Подожди! – схватил он меня за руку. – Ты не проголодалась? Давай сходим куда-нибудь, где можно нормально поесть?» Я и ответить не успела, а он уже тащил меня к выходу. Мы, держась за руки, дошли до первого ресторана. «У тебя кто-нибудь есть?» – произнес Крис таким тоном, будто просил прикурить. «Нет, – сказала я. – А у тебя?» Он выпустил мою руку: «Гляди, вроде приличное заведение» – и через минуту уже сидел на террасе рядом с группой канадских туристов. Тотчас принялся раздавать им визитные карточки, добыл номер телефона у девицы, сказавшей, что она актерский агент или собирается таковым стать, – я не расслышала, было слишком шумно. Парень неподалеку от меня полюбопытствовал, чем я занимаюсь в жизни. Я сказала, что пишу романы; его это вдохновило, он засыпал меня вопросами. Подошел пакистанец, продававший розы, протянул Крису букет – тот отмахнулся. Пакистанец оказался упертый, начал совать цветы мне в руки. «Да что за дела! – разозлился Крис. – Все думают, что мы пара!» Ел он быстро, с аппетитом, но без удовольствия и неаккуратно, а как только принесли счет, сбежал в туалет. Я расплатилась. «Ну зачем ты, не надо было, – пожурил он меня, вернувшись. – Кстати, у тебя деньги за фотку с собой? Кэш?» Я протянула ему купюры. Крис взялся их пересчитывать, когда мы уже спустились с террасы на улицу; канадские туристы все как один озадаченно вылупились на нас. Мы вернулись в мавританское кафе. Хорошенькая артистка была на месте, представила нам свою подругу – они вместе читали в журнале психологический тест, основанный на цветовых предпочтениях. Я выбрала зеленый и белый – оказалась домоседкой и жадиной. «Вот отстой, – серьезно и укоризненно покачал головой Крис. – Мы с тобой полные противоположности». Дальше он некоторое время без умолку болтал с девчонками о цветотерапии и способах наладить жизнь. «Мне пора», – сказала я, вставая. «Эй, постой!» – он тоже вскочил. Я думала, хочет меня проводить, но он не собирался никуда идти. Сладко потянулся, продемонстрировав предплечья с вытатуированными птицами; его рыжевато-каштановые волосы в освещении на террасе казались янтарными. «Ты что, расстроилась, потому что никого себе не нашла? А вон тот бразилец тебе не нравится? По-моему, он на тебя запал». Я обернулась и отыскала взглядом мужчину в желтом и зеленом; он и правда посматривал на меня заинтересованно, но, к сожалению, у него было килограммов пятьдесят лишнего веса. «Слушай, мне вообще-то никто не нужен, – соврала я. – Просто устала, хочу домой». – «О'кей, тогда пока», – кивнул Крис и снова подсел к девчонкам. Я спустилась на улицу. На мне было африканское платье, то самое, о котором Жо, склонный к красивым формулировкам, говорил: «Оно заставляет всех жалеть о том, что ты уходишь». Я спиной чувствовала взгляд Криса, но, возможно, мне просто хотелось его чувствовать, нужно было знать, что объектив не выпускает меня из кадра. Дальше по улице два черных парня сидели на ступеньках крыльца с банками пива в руках и слушали рэп, включенный на всю катушку. Когда я проходила мимо, один из них сообщил мне: «Вы обворожительны!», а когда я ускорила шаг, крикнул вдогонку: «Эй, дамочка, это ж был комплимент!» Я, не оборачиваясь, махнула ему рукой: «Спасибо за комплимент!» И это было искреннее «спасибо», я правда была благодарна и даже взволнована – во мне проснулась бывшая преподавательница, наверное, – я обрадовалась слову «обворожительны», давно вышедшему из употребления, как будто парень оживил его своим голосом и сделал это специально для меня. Так мне показалось. Чувство благодарности согревало меня до самого метро, а когда я спускалась на станцию «Телеграф» по длинной-предлинной лестнице, снова вспыхнуло влечение к Крису, но стыд за это влечение на сей раз одержал верх – тысячи женщин запротестовали во мне, и в ушах загудело от дружного ропота неодобрения: «Ну какой же козел!» Под землей в моей голове звучало уже лишь одно слово; оно было написано как тэг на моих внутренних страницах, и поначалу я не знала, кому его адресовать – себе, Крису, Клер Антунеш? – а потом поняла, и шептала его на каждой ступеньке, на которую ставила ногу, и чувствовала облегчение, выкрикивая раз за разом это слово ему в лицо, будто освобождаясь тем самым от его облика, голоса, лживых писем, заталкивая воспоминания все глубже в землю, растворяя их в металлическом лязге поезда и в пьяной, веселой, залихватской субботней толпе, наставляя перст указующий на жалкий призрак. «Сдохни!» – кричала я ему.

Страница