Дед выдержал многозначительную паузу и обвел глазами гостей. Некоторые детали его истории были понятны одному Никите. Остальные тем не менее вопросов не задавали – похоже, они воспринимали только ту часть рассказа, которую могли усвоить в меру собственного жизненного опыта.
Вдохновленный вниманием аудитории, старик продолжил:
– Тогда я еще не подвергал сомнению свое кровное родство с человеком, которого называл отцом. Зайти так далеко мне, наверное, не хватало смелости. Я размышлял лишь о том, как умудрились встретиться в этих страшных обстоятельствах мои родители – ведь мать оставалась дома с маленьким ребенком на руках, моим старшим братом. Задать вопрос прямо было немыслимо: отец просто прибил бы меня. Многие годы запретная тема жила где-то на задворках моего сознания. Уже здесь, во Франции, оставшись совсем один, я вновь задумался о том, при каких обстоятельствах появился на свет. Я самому себе не мог объяснить, почему меня так мучил этот вопрос. Наверное, главной причиной было даже не сопоставление даты моего рождения и времени, проведенного отцом в госпитале, а необъяснимая единодушная неприязнь всех членов моей семьи.
Крикс снова потерял интерес к разговору и попытался приобнять соседку.
Раздался возмущенный вопль. Бонна оттолкнула руки римлянина и отодвинулась от него подальше. Благо Жан перебрался на пол, и место рядом с ней оставалось свободным.
Генриетта, которая давно заснула, убаюканная голосом Эдварда, завозилась на руках у Бланки и протянула свои ножки в маленьких башмачках прямо на колени старика. Ему пришлось прерваться.
– Девочке, наверное, неудобно, – сказал он. – Можно положить ее на кровать в спальне наверху.
– Нет-нет! – торопливо прошептала вдова, умоляюще взглянув на Деда. – Не забирайте ее, прошу вас! Она проснется там одна-одинешенька и очень испугается.
Разочарованный непоследовательным поведением Бонны, римлянин на время оставил ее в покое. «Будь осторожен с нею, дружище! – возликовал в своем углу Никита. – Бонна может и камнем по голове треснуть! Я сам видел!» Двойственное отношение к этой женщине мешало ему в полной мере проявить мужскую солидарность с Криксом. Бонна считала себя его женой – совершенно неважно, что в реальности она ею не являлась – значит, обязана была вести себя прилично.
Старик засмотрелся на спящую Генриетту.
– Какие они прелестные, когда маленькие! – с грустью в голосе сказал он. – Я отлично помню дочерей в этом возрасте. Они были очень разные, но обе хорошенькие, как куклы. Старшая – блондинка с фарфоровой кожей, вся в мать. Младшая – брюнетка с густыми, гладкими волосами, как у ее бабушки, моей матери. Свою третью дочь я никогда не видел, но подозреваю, что она похожа на эту девочку, Генриетту, – кареглазая, с темными кудрями.
– Третью дочь?!! – В душе Никиты шевельнулось предчувствие. Он гнал от себя эту мысль с того самого момента, когда впервые увидел Эдварда и Николь вместе на фотографии, но мысль эта, как назойливый комар, все время не давала ему покоя. – Почему ты никогда не упоминал о том, что у тебя есть еще один ребенок?
– Потому что я не имею права называть себя ее отцом! – напыщенно произнес Дед. – Когда-то я смертельно оскорбил ее мать. Я раскаялся в ту же минуту, но она не простила. И мне трудно ее за это осуждать.
– Что же такого ты сделал? – с замиранием спросил Никита.
Дед не отводил глаз от спящей девочки. Слова давались ему с трудом.
– Когда она прибежала ко мне счастливая и сообщила, что беременна, я, не подумав, задал подлый вопрос – уверена ли она, что ребенок от меня? Этого оказалось достаточно, чтобы навсегда потерять женщину, которая была любовью всей моей жизни и могла стать моей судьбой. Я знаю, что она родила нашего ребенка. Это была девочка. Моя третья дочь, которая, наверное, даже не знает о моем существовании.
– Кто эта женщина? Как ее звали? – Сердце Никиты остановилось в ожидании ответа.
После мучительной паузы старик ответил:
– Она была молода и прекрасна. Ее звали Николь.
Круг замкнулся. В голове Никиты все встало на место – тайная связь, внезапный разрыв и рождение Изабель, об отце которой никто ничего не знал. Впервые он не находил для Эдварда слов сочувствия. Ему хотелось задушить старика. Тот, однако, сидел с таким убитым видом, что ярости Никиты хватило ненадолго. «Ладно! В каждой избушке – свои погремушки! – Очередная отцовская присказка исчерпывающе описывала ситуацию. – Во-первых, то, что именно Эдвард – отец Изабель, никем пока не доказано. А во-вторых, покажите мне, кто тут святой?!»
Другие участники странной вечеринки, казалось, потеряли нить повествования. Внезапное отступление от главной сюжетной линии совершенно сбило их с толку.
Никите тоже требовалось время на осмысление новых вводных. Для всех было лучше вернуться к первоначальному разговору.
– Эдвард, так удалось ли тебе выяснить правду о своем рождении? – спросил он, направляя мысли старика в прежнее русло.
– Выяснить? – Дед медленно переключался с одной болезненной темы на другую. – О, да! Я получил бесспорное подтверждение того, что человек, которого я называл отцом, на самом деле им не был. К этому времени он уже лежал на кладбище. Я направил письменные запросы в Британское Министерство обороны и в военный архив. Присланные ими документы неопровержимо доказывали, что моя мать не имела ни малейшей возможности встретиться с мужем в тот период, когда забеременела мной. Это объясняло все, кроме одного – теперь я понятия не имел, кто мой настоящий отец. Вскоре я приехал в Англию по делам и заодно навестил мать. Она не захотела разговаривать об этом. В ответ на мой вопрос об отце она равнодушно отвернулась и ушла в другую комнату. В тот раз мне так и не удалось ничего от нее добиться. А потом и она умерла.
Дед замолчал. Никита почувствовал себя обманутым: начало истории давало надежду на более яркий финал. «У каждого – по внебрачному ребенку, а потом все умерли. Второсортная мыльная опера!» – разочарованно подумал он.
Остальные гости понемногу зашевелились. Жан встал на ноги, чтобы размяться. Изабелла расправила на коленях концы длинного пояса, которые перед этим нервно крутила в пальцах. Случайно встретившись взглядом с Никитой, девушка вспыхнула и презрительно передернула плечами. Бонна сладко потянулась, изогнув обтянутое платьем тело – несчастный Крикс вновь бросил на нее горящий взгляд. Одна только Бланка сидела неподвижно. Она боялась потревожить спящую малышку Генриетту.
И вдруг старик заговорил снова.
– Мне помог случай. Невероятное стечение обстоятельств, не первое и не последнее в моей удивительной жизни. Как-то я путешествовал по земле катаров, осматривал средневековые замки. Около одного из них, Шато-де-Керибюс, и произошла удивительная встреча. Ты был в этом замке? – обратился старик персонально к Никите, хотя все остальные, за исключением Крикса, тоже понимающе закивали.
– Был, – подтвердил Никита, сгорая от любопытства. – И кого же ты встретил там, Эдвард?