Записки Обыкновенной Говорящей Лошади - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Черная cтр.№ 117

Ожидаешь от Ямбурга слов сочувствия и утешения. Призыва «держаться».

Напрасно ожидаешь. Ямбург как ни в чем не бывало сообщает, что «их», то есть Миркиной и Померанца, «внутренний диалог продолжается, выплескиваясь в новых стихах и лекциях… которые долгие годы они вели и продолжают вести вместе даже после его (Померанца. – Л. Ч.) ухода из земной жизни».

И объясняет сей невероятный факт Ямбург тем, что она («Зиночка». – Л. Ч.) наделена «редким даром сотворчества с „Вечностью“».

Хватит цитировать… Семьдесят пять лет назад, когда я училась в ИФЛИ (Институте философии, литературы и истории), в Ростокинском проезде в Москве, сочинения, подобные тексту Ямбурга, именовались бредом сивой кобылы. И особого гнева не вызывали. Вызывали всего лишь усмешки. А сейчас у меня вызывают гнев.

Почему? Да потому что, при том что жизнь у нас за три четверти века со времен ИФЛИ стала намного разумней, нас постоянно пытаются утянуть куда-то в мутное царство суеверий, мистики и коллективного умопомрачения. Иначе не скажешь.

То в республике Коми уничтожают (жгут) книги, изданные при содействии Сороса, знаменитого американца-филантропа. То в Новосибирске по требованию верующих запрещают оперу Вагнера «Тангейзер». То в Москве по тем же мотивам погромщики врываются в Манеж на художественную выставку и ломают работы покойного скульптора Сидура. А то фактически изгоняют из страны знатока современной живописи, галерейщика Марата Гельмана. Изгоняют за то, что он хотел сделать Пермь городом искусства.

И все это мракобесие – совершенно осознанная политика государственных структур… Будем надеяться – не всех структур… Все равно приходится терпеть. Против лома нет приема.

Лично мне, старухе, в последние годы приходилось терпеть многое. В частности, я видела по ТВ, как перед храмом Христа Спасителя выстраивались гигантские очереди женщин, жаждущих прикоснуться к отрезку пояса Богородицы, дабы излечиться от бесплодия.

Приходилось терпеть и выслушивать наглые поучения того еще мракобеса о. Всеволода Чаплина.

Наконец, не без изумления, я сподобилась увидеть по ТВ, как осенил себя крестным знамением Шойгу, наш министр обороны. Перекрестился перед тем, как принял военный парад в День Победы… По площади вот-вот должна была пройти грозная, несущая смерть военная техника – а Шойгу крестится. Выходит, крестится не на икону, а на, прости господи, танки.

Маршал Жуков, не крестясь, командовал парадами. И наши солдаты-красноармейцы шли в бой не под хоругвями. И даже не с георгиевскими ленточками на груди.

Но при чем здесь Миркина?

При том что и она, и ее покойный муж Померанц, так сказать, в порядке самодеятельности (был такой в мое время термин) проповедовали не менее отвратительное мракобесие. Медитировали и изрекали всякую чушь. А мы тупо молчали, боясь тронуть «гонимых». Хотя их как раз никто и не гонял за это.

И не надо либералам назначать своих достойных. Не надо назначать героев… Достойных людей у нас и без того хватает. Достойных людей, которые не с потусторонними силами бла-бла, а дело делают…

* * *

Знаю, мне скажут: сравнила Миркину с Шойгу – несчастную безобидную старуху со всемогущим Шойгу. Но так уж я устроена: не люблю ханжества, помноженного на глупость, откуда бы они ни исходили, хоть слева, хоть справа, хоть спереди, хоть сзади.

Честное слово, я, совсем как господин Журден из бессмертной мольеровской комедии «Мещанин во дворянстве», многое узнаю о себе только после того, как умные люди мне все растолкуют. Простак Журден не ведал, что говорит… прозой. А я до недавнего времени не ведала, что лет до шестидесяти прожила в эпохе модерна, потом жила в постмодерне и доживаю свой век вообще незнамо где. Видимо, в постпостмодерне. Не ведала я и что мой обожаемый сын Меламид и его соавтор Комар – зачинатели соц-арта – были классическими художниками постмодерна.

Да, всего этого я не знала. Зато знала, что архитекторы при Сталине, да и после него, меньше всего заботились о том, чтобы простые люди, не герои, имели удобные и приятные жилища, их воодушевляли совсем другие замыслы. Замыслы о великих стройках. При Сталине после войны в совершенно нищей стране возводились небоскребы-высотки. Станции метро отделывали наподобие сказочных дворцовых залов. С неслыханным размахом планировали улицы-проспекты, площади, города. Даже Хрущев, хотя и прекратил проектировать Дворец Советов и стал строить пятиэтажки, возвел в Кремле Дворец съездов, не пощадив кремлевских древностей.

Но, поскольку страна была хронически бедной и все деньги шли на военно-промышленный комплекс и на наших друзей в далекой Африке и на Кубе, замечательные советские зодчие все больше занимались бумажной архитектурой, а пропагандисты и прочие умники переименовывали старые заведения в некие храмы и дворцы социализма.

Обычные клубы стали у нас Дворцами культуры, стадионы – Дворцами спорта, дома для внешкольного воспитания – Дворцами пионеров, ЗАГСы – Дворцами бракосочетаний. А многие малые заведения в сфере обслуживания превратились в «салоны».

И стрижемся мы не в парикмахерских, а в салонах, летаем в салонах самолетов, сводим бородавки не в косметических кабинетах, а в салонах красоты, покупаем обувь в салонах обуви… Слава богу, хоть моемся в банях, а не в салон-банях… Но зато ходим не в церковь, как много веков до этого, а в храмы. Храмов во времена моего детства в Москве было всего два – храм Христа Спасителя и храм Василия Блаженного. И еще был Елоховский собор. А все остальные – церкви. Но церкви – это слишком прозаично.

Вот вам и модерн по-советски и постсоветски.

Алик сменил пять школ. Один раз, когда его мужскую школу сделали женской. Три раза, когда мы переезжали из квартиры в квартиру и, соответственно, из одного района в другой. И наконец, когда школу Алика в новом районе из десятилетки решили превратить в одиннадцатилетку. Эта школа, кажется, за номером 650 или 652, по словам сына, была совершенно ужасной. Ее я напрочь забыла; видимо, была настолько увлечена своей первой в жизни отдельной квартирой, что не до школ было. Зато последнюю школу сына за номером 120, на Ленинском проспекте, запомнила очень даже хорошо.

Первая школа Алика, бывшая Медведевская гимназия, находилась в Староконюшенном переулке, где был старый, еще 1930-х годов дом для партработников. Туда после отставки «сослали на вечное поселение» Никиту Сергеевича Хрущева. Но это случилось в середине 1960-х, а мой сынуля дорос до школьного возраста в 1952 году. В шесть лет он заболел ревмокардитом и стал обучаться дома, чтобы пойти потом сразу во второй класс.

Как оказалось, школа в Староконюшенном была тогда не простая. В ней учился внук Сталина, сын Светланы Аллилуевой от первого брака.

Лет шестьдесят спустя я узнала от своего ребенка, что он сидел с этим мальчиком Иосифом за одной партой. Почему он не поведал мне и отцу об этом раньше, объясняю причудами его характера. Вдобавок свой рассказ Алик, вечный смутьян и диссидент, прокомментировал весьма неожиданно: «Все-таки тогда была в стране какая-то удивительная демократия». «Тогда» значило – при Сталине.