Записки Обыкновенной Говорящей Лошади - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Черная cтр.№ 120

* * *

Что представляла собой та школа, в которой училось первое послевоенное поколение?

Типовые здания – скучные коробки, воздвигнутые еще, как сказано, во времена Сталина; типовые учебники, вечная бедность (плохие ремонты, неухоженные классные комнаты, отсутствие элементарного оборудования), ежегодные перестройки всего образования и в конец затурканные учителя. Ведь сколько себя помню, профессия учителя считалась непрестижной.

Хотя теперь знаю, были в Москве, да, наверное, и в других городах исключения. Хорошие школы, замечательные директора. Прекрасные педагоги. В частности, в годы оттепели дети лет на десять моложе сына в нашем районе – районе продвинутой технической интеллигенции, районе профессоров и академиков – обучались кто в математической, а кто в английской школе. Но хороших школ в Москве было немного. И боюсь, что в провинции в ту пору дела обстояли намного хуже.

Достаточно вспомнить, как говорил, какие ударения ставил последний генсек СССР Горбачев – человек, безусловно, незаурядный, – чтобы определить уровень школьного обучения в глубинке.

Но самое главное даже не это. Самое главное, что школа при советской власти должна была превратить совершенно разных маленьких человечков в типовых советских граждан – одинаково мыслящих, одинаково живущих, одинаково мечтающих. Превратить в одинаково послушных, преданных власти homo soveticus.

«У коммунизма был безумный план, – пишет Светлана Алексиевич в своей книге „Время секонд хэнд“, – переделать старого человека, ветхого Адама. И это получилось… Может быть, единственное, что получилось. За семьдесят с лишним лет в лаборатории марксизма-ленинизма вывели отдельный человеческий тип homo soveticus». Эти люди «или воевали, или готовились к войне. Никогда не жили иначе», «и в мирной жизни все было по-военному. Стучал барабан, развевалось знамя… сердце выскакивало из груди… Человек не замечал своего рабства. Он даже любил свое рабство».

Мечтал то о мировой Революции, то о Великой Державе.

И добавлю: все время чем-то гордился. Вначале – Первой в мире Социалистической Страной. Потом законно гордился победой над фашистской Германией. Еще совсем недавно – запасами нефти… И всегда – военной мощью…

Не стоит писать дальше. Только настроение себе портить.

Ясно одно: все начиналось со школы. Начиналось со школьной формы, со школьных линеек, со школьных учебников, с патриотического воспитания вместо уроков истории, со значков «Ворошиловский стрелок» и «Готов к труду и обороне» (ГТО)…

А ведь в 1920-х – в начале 1930-х годов в Советской России педагоги еще не отходили от мирового мейнстрима, пытались найти какие-то новые пути для обучения детей, развить в них инициативу, учить самостоятельно мыслить, рассуждать.

P. S. У меня, как, впрочем, у каждого человека, много недостатков. Некоторые из них я осознаю. Один из таких недостатков – неумение прощать обиды. Советской школе я никогда не прощу того, что она испортила детство и отрочество моему сыну. Детство и отрочество, которые могли быть радостными и счастливыми, несмотря даже на материальные трудности после войны.

Сын уродился правдивым и умным. Как оказалось потом, он был талантлив. У него были любящие родители и обожающие его дедушка с бабушкой… Чего же больше?

Я помню этих мальчиков-художников в ту пору, когда они только-только закончили Строгановку. Один из них был худенький и порывистый, другой – упитанный и обстоятельный. Один говорил быстро и редко улыбался, другой говорил медленно и почти всегда улыбался. Худенького звали Алик Меламид, упитанного – Виталий Комар.

При посторонних мальчики никогда не ссорились. Не спорили. Даже не противоречили друг другу.

Как они творили вдвоем, мне рассказали их друзья. Нет, они не рисовали и не писали маслом одну и ту же работу одновременно. И вроде бы ничего заранее не обговаривали.

Чаще всего замысел рождался в голове у Худенького. Тогда он вскакивал с дивана – в свободное время Худенький либо лежал на диване, либо быстро ходил по комнате. Но тут он вскакивал, хватал холст, прикреплял его к мольберту и час или два сосредоточенно трудился. Потом с проклятьем бросал кисти и ложился опять на диван.

Спустя несколько часов или несколько дней к Худенькому приходил Полный. Полный всегда приходил к Худенькому, а не наоборот, потому что у Худенького была – нет, не мастерская, а всего лишь двадцатиметровая комната, где мальчики могли работать.

Худенький никогда не спрашивал Полного, почему тот явился только вечером, а не накануне утром – не спрашивал, даже если Полный исчезал на неделю.

Раз не приходил, стало быть, не мог.

Но вот Полный, наконец, появлялся и, увидев Худенького на диване, а на мольберте начатую работу, молча оценивал ситуацию и улыбался своим мыслям. Потом что-то бормотал. В ответ Худенький с неудовольствием оправдывался: мол «ничего не получилось. Задумал херню… Надо замазывать».

Ни слова не возразив, Полный становился к мольберту. Часа через два Худенький вскакивал с дивана, а Полный с удовлетворением хихикал и уходил.

Никто не понимал, как они объяснялись друг с другом. Осталось неизвестным также, кто клал последние мазки на очередную картину. Впрочем, некоторые работы мальчики делали врозь. Каждый в отдельности, но опять же, каким-то непонятным образом договорившись друг с другом.

Так они работали в Москве в 1960–1970-х годах. И наработали, между прочим, очень много.

Ну во-первых, придумали название для своей политической живописи: соц-арт. И название это знает сейчас каждый интеллигентный человек во всем цивилизованном мире. Во-вторых, в стиле соц-арта сотворили многие сотни работ и десятки циклов, которые разошлись по всему свету. И еще они сделали перформанс «Рай». А до того стали участниками, и даже соавторами, «Бульдозерной выставки». И конечно, участниками выставки в Измайлове. Выставлялись и на «квартирных выставках»…

И работали, работали не покладая рук.

Эти мальчики были тогда самые смелые, самые неожиданные и непредсказуемые. И самые рисковые.

У них не оказалось Старшего – Учителя с большой буквы, Патриарха. Старший по Бульдозерной выставке Оскар Рабин был всего лишь более взрослым и более искушенным при переговорах с властями.

И еще: мальчики были бедные. Оба рано обзавелись семьями, но не могли их достойно содержать, что уязвляло их мужское самолюбие.

Считается, что при советской власти все и всегда были бедные, особенно начинающие. На самом деле бедность, как болезнь: она протекает у разных людей по-разному.

В 1960–1970-х годах в Москве шла бойкая торговля из-под полы – в том числе искусством. И многие опальные художники в ней участвовали. Доллар в Советской России был запрещен. За «деревянные» рубли ничего путного не продавалось. Эквивалентом доллару, платежным средством служили либо пол-литры, либо американские джинсы и другие заграничные шмотки.