Записки Обыкновенной Говорящей Лошади - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Черная cтр.№ 123

И все же я счастлива, что живу в новой России… И считаю, что мне повезло, сказочно повезло. Жалею мужа и всех друзей, которые не дожили до этих пор…

Однако попробую еще раз поиграть в игру – что было бы, если бы… Что было бы, если бы я выбрала другой вариант старости, а именно: в 1993 году, после смерти мужа переехала бы к единственному сыну в США на ПМЖ. После перестройки это стало вполне возможным.

Итак, я распродаю за гроши имущество: в 1990-х я получила бы действительно гроши и за свою хорошую квартиру в Москве, и за загородную квартирку в престижном поселке Красновидово… Любимый брат мужа продал двушку, правда в пятиэтажке, за… 1500 долларов. А приятель сына купил вполне приличную двухкомнатную квартиру со всем содержимым и в неплохом районе за 3000 долларов.

Многие люди тогда уезжали, словно бросались в омут с головой. Уезжали, не думая о том, что их ждет, – вообще ничего не думая. Уезжали, чтобы уехать из России, от советской власти, которую считали вечной. И самое странное, что этот свой поступок совершали люди не с авантюристической жилкой (авантюристы сидели и ждали чуда), а положительные натуры, которые были относительно неплохо устроены.

Что я получила бы в США? Думаю, жилье в Нью-Йорке, но в отвратительном районе, и какое-то пособие типа велфера, может быть, впоследствии получила бы и пенсию. И наверняка мне давали бы деньги на дешевую еду – скажем, на кукурузу в банках. В Америке она сладкая, а для меня сладкая кукуруза несъедобна. Ну и еще врачебную помощь, более квалифицированную, нежели в Москве. С одним «но» – врачи в США, по-моему, не ходят к больным, больным надо ездить в их больницы. И как бы я туда ездила? И на каком языке объяснялась бы с американскими эскулапами?

Нетрудно догадаться, что без языка я очень скоро возненавидела бы и Америку, и собственного обожаемого сына, и вообще всех и вся.

Дважды побывав у сына, я посетила три семьи, эмигрировавшие из России уже в зрелом возрасте. Все три семьи произвели на меня удручающее впечатление. Особенно самая обеспеченная из них – семья троюродной сестры мужа Нюси в Вашингтоне. Уже сама Нюся, много моложе меня – мне было в первый приезд в США, еще с мужем, лет семьдесят с небольшим – поразила и меня, и Д. Е. На остановку автобуса к нам подбежала плохо одетая старуха с седыми космами…

Муж Нюси – Сеня (Семен Владимирович Скуркович), большой чудак – в Москве считался видным физиологом и притом композитором-самоучкой. Иногда он устраивал концерты в Доме ученых, где исполнял свои сочинения. У Нюси и Сени было двое детей: старшая дочь Лена и сын Боря. Ради детей они и уехали в Америку… Какое-то время жили вместе с дочерью, потом хватило ума разъехаться. Лена с семьей обосновалась в Чикаго, Боря – в Бостоне.

В отличие от подавляющего большинства русских эмигрантов, семья Нюси была вполне обеспеченной. Старики имели собственный домик и даже собирались переехать в более шикарный особняк…

Но, боже мой, до чего же странной была их жизнь – ни дать ни взять Робинзоны XX века на необитаемом острове. Только без куража и предприимчивости этого персонажа. Все у них было из прежней жизни в СССР: дефицитный гарнитур мягкой мебели, прикрытый тряпьем, чтобы не портилась обивка. Старые, московские пледы, старые кастрюли. Сеня ел на ужин гречневую кашу без масла, чтобы не толстеть. И запивал ее… кипяченой водой. Супруги не приглашали гостей – не было знакомых. Театров и кино не посещали – недостаточно хорошо знали язык. Шопингом не увлекались. Не хотели зря тратить денег – все привезли из Москвы.

Как сказано, жили ради детей, во имя детей.

И вот каждый вечер, по-моему, в 9 часов, когда в Вашингтоне начинал действовать льготный телефонный тариф, Нюся садилась к телефону и набирала сперва номер Лены, потом номер Бори. После чего происходили два телефонных разговора, которых я не забуду вовек.

Разговор № 1 с любимой дочерью.

Нюся: «Леночка! Детка! Да, да, поняла… Да, у вас гости… Но скажи, детка, как… Я беспокоюсь… Хорошо, не буду. Хорошо. Хорошо. Не можешь говорить… Да, да. Я только хочу знать… Ну, не буду. Хорошо. Позвоню завтра».

Разговор № 2 с обожаемым сыном.

Нюся: «Боренька, сынок… Торопитесь?.. Уходите в гости?.. Да, да. Скажи только… Хорошо! Не буду задерживать… Понимаю. Опаздываете, вас ждут… Я хотела только узнать… Не буду, не буду… Извини… Поняла. Хорошо. Позвоню завтра».

Не надо только думать, что Нюсины дети были какие-то изверги, монстры, а их родители – полные идиоты. В СССР проблема отцов и детей имела свои особенности. Считалось, что детей надо вывести в люди. Помогать им до самой старости. Существовала даже острота: «Ну, слава богу, довели детей до пенсии». Дети были предметом гордости. Единственным капиталом. И в старости родители ожидали процентов с этого капитала. Ну а в США все, конечно, по-другому. Да и у нас теперь тоже. Многие сыновья и дочери стали опорой стариков. Это уже не исключение, а правило.

Опять отвлеклась. Бог с ними – и с американскими детьми, и с нашими. Но бедная Нюся – а была она бой-баба – увы, скоро заболела редкой и мучительной болезнью и все повторяла: «Теперь я буду жить только для себя». Ей, бедняжке, казалось, что раньше она жила для других.

Посещая сына в эпоху бурных событий на родине, я еще не поняла того, что понимаю теперь и что давно поняли очень многие люди: любой эмигрант теряет свой социальный статус. Эмигранту приходится заново завоевывать то, что ему в своей стране принадлежало по праву рождения.

В эмиграции у тебя нет ни известного дядюшки или двоюродного брата, нет ни удачливых одноклассников или однокашников, нет и влиятельных друзей родителей. Тебе не помогут связи старого приятеля, и тебе не отойдет квартира дяди-холостяка. Ты не знаешь песенку, которую поют в день детских именин, и ты не читал тех книжек, которые другие взрослые читали в этой стране, когда им было семь лет. И ты, постарев, не помнишь, как выглядела главная улица у тебя в городе пятьдесят лет назад… Воленс-ноленс тебе надо начинать все сначала. А это не так-то просто.

Мой сын в Нью-Йорке – известный человек. Но, когда о нем пишут, его представляют так: «Известный русский художник, который живет в США».

А он живет в США уже бо́льшую часть жизни – сорок лет.

Ну а кто была бы я в Америке?

И могла ли я так мило начудить – издать новую книгу в девяносто восемь лет? Между прочим, издать не без помощи приятельницы и ее могущественного сына? И на каком языке я эту книгу написала бы?

Вывод из вышеизложенного один: какое счастье, что я никогда не хотела эмигрировать. Не из патриотизма, а из эгоизма. Не из принципиальности, а из беспринципности. Как в пословице говорится: дома и солома едома.

Повезло мне еще и в том, что глобальная проблема увеличения продолжительности жизни людей возникла сравнительно недавно. Стариков еще не отстреливают. Только подчеркивают, что они зажились.

Действительно, пожилые люди, уйдя на пенсию, живут себе и живут. И налогоплательщики (электорат) должны работать и на себя, и на своих родителей, и, что самое обидное, на чужих теток и дядек. И если в патриархальном обществе, в старину или в советской глубинке старики могли пригодиться: нянчили детей и давали полезные советы, к примеру когда сеять горох, – то теперь они лишние. К тому же сильно обнаглели. В капстранах старухи из тургрупп уже давно вышагивали своими подагрическими ногами по красивейшим городам Европы. И притом в шортах! А теперь и старухи из бывшего Советского Союза повадились осваивать недорогие курорты. А кто побогаче, греет старые кости на средиземноморских пляжах.