Записки Обыкновенной Говорящей Лошади - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Черная cтр.№ 116

Итак, подготовка… Изо дня в день по «Эху…» передавали рекламу, в которой народ приглашался на юбилей Войновича в Большой зал ЦДЛ (Центральный дом литераторов). Очевидно, приглашались все желающие, вход бесплатный… Реклама юбиляра Войновича, по-моему, даже потеснила саморекламу Жириновского.

Далее, на той же радиостанции стали появляться интервью писателя, где он не столько высказывался на разные животрепещущие темы, сколько призывал на свой юбилей.

Чуть ли не до слез меня тронуло интервью Ксении Лариной с Войновичем, где он с детской непосредственностью вдруг прервал Ларину, спросив:

– Ну а вы-то сами на мой вечер придете?

– Приду, приду, – пообещала Ларина. И «дитя» сразу успокоилось…

В общем, я умилилась, растрогалась и вспомнила замечательный лозунг, который слышала все семьдесят пять лет советской власти:

«Спасение утопающих – дело рук самих утопающих».

Войнович, видимо, этот лозунг хорошо усвоил. Не утонет…

И все бы на этом для меня закончилось, если бы мне вдруг не попалась на глаза огромная юбилейная статья о Войновиче в «Новой газете».

Эта статья на полторы полосы была подписана Станиславом Белковским, что сразу меня насторожило.

Разве в «Новой газете» нет журналистов, которые пишут о писателях и о людях искусства? Да еще как пишут!.. А Белковский, насколько я знаю, считает себя политиком, политологом и в искусство, по-моему, до сих пор не лез. Кроме того, кое-кто на «Эхе…» обмолвился, что Белковский словечка в простоте не скажет. Все время шутит.

Надо ли считать, что вся статья – шутка? Сначала автор почему-то делит всех писателей на «начальников» и «пророков». Ха-ха. Среди «пророков», естественно, и юбиляр. В конце сообщается, что «пророк» Войнович похож на чудного сказочника Евгения Шварца и одновременно на Эрнеста Хемингуэя – но Хемингуэя, который стал сатириком… Ха-ха-ха.

Честно говоря, читать статью было неприятно. Но особенно неприятно стало, когда Белковский ни к селу ни к городу лягнул Навального.

Ну что это за игра такая у наших либералов-интеллигентов: чуть только появится на Руси крупный писатель, реформатор, политик – вообще крупный человек, как тут же очередной интеллигент кидается на него…

Словом, прочтя статью Белковского, я решила не снимать страницы о Войновиче.

* * *

Советская власть приучила нас весьма своеобразно оценивать произведения искусства. Раз Пастернак без одобрения политбюро получил Нобелевскую премию за роман «Доктор Живаго», стало быть, роман вредный, а сам Пастернак плохой.

И наоборот:

Раз Эрнст Неизвестный смело вел себя на выставке в Манеже и ваял скульптуры в память о ГУЛАГе, стало быть, он великий скульптор…

Раз Белла Ахмадулина, по словам Роста, сказала, что не знает, кто такой Путин, стало быть, она первый поэт России…

От этого давно пора отучаться.

Алексей Толстой был сталинский угодник. Написал отвратительный роман «Хлеб». И все равно остался прекрасным писателем. До сих пор его интересно читать.

Валентин Катаев сочинял совсем не то, что хотелось бы некоторым из нас, но читаешь его поздние талантливые повести о 1920-х годах с восхищением. А вот «Пеликана…» Войновича читаешь с отвращением…

Советская власть, особенно при Сталине, любила назначать героев. На разных этапах – разных. В мирной жизни они иногда назывались «передовиками».

В 1960–1970-х годах и либеральная интеллигенция повадилась выдумывать своих героев-передовиков. К сожалению, как говорили в мое время, методом тыка, то есть совершенно произвольно.

Сдается мне, что к этой интеллигентской практике мы возвращаемся.

Только я все это успела подумать, как увидела в своей дорогой «Новой газете» большой портрет вполне благообразной старухи по имени Зинаида Александровна Миркина. Оказывается, старухе исполнилось девяносто лет. И по этому поводу я прочла – нет, не некролог, боже упаси, – а так сказать, поздравительный адрес юбиляру, подписанный Е. Ямбургом. Но поскольку поздравительный адрес опубликован на газетной полосе, он и от меня – постоянной читательницы этой газеты – тоже. И как читательница я было порадовалась знакомству с новой героиней. Видимо, незнакомка долго сеяла разумное, доброе, вечное…

В адресе-поздравлении сказано, что Миркина – поэт, переводчик, сказочник. Приведены также ее стихи. Сразу видно, что стихи плохие. Такие доморощенные вирши барышни до революции 1917 года писали друг другу в альбомы. В мое с Миркиной суровое время – я старше Зинаиды Александровны на восемь лет – рифмоплеты не рисковали предавать гласности подобные стишата…

Но, может быть, Миркина – известный переводчик? Тогда напишите, с какого языка и каких авторов она переводила. А может, она – сказочница? Расскажите в таком случае, какие сказки Миркина сочинила.

Отсутствие элементарных сведений о творчестве Зинаиды Александровны, на мой взгляд, – свидетельство того, что не в творчестве ее сила.

Ее сила в другом… В счастливом браке. И тут Ямбург впадает в неслыханное умиление и пишет: «Имея честь из года в год лично наблюдать глубоко сокровенный (!) личный (?), творческий союз Григория Соломоновича Померанца и Зинаиды Александровны Миркиной… я убедился, что оба они научились быть счастливыми».

Я же говорю: счастливый брак. Но далее стрелка переводится Ямбургом с брака на другое. И попутно совершается литературоведческое открытие. Ямбург уподобляет Зинаиду Миркину… князю Мышкину. Уподобляет на том основании, что Миркиной, как и Мышкину, достаточно увидеть, «к примеру, сосну», чтобы быть счастливой.

Однако в этом месте «меня сомневает», как говорил один начальник в издательстве «Советский писатель» в 1970-х годах. «Меня сомневает», что князю Мышкину было достаточно для счастья одной сосны. Но оставим и Мышкина, и сосну на совести Ямбурга. Тем более что сосна – это еще цветочки… Ягодки – впереди.

Не довольствуясь любовью к супругу Григорию Соломоновичу, «Зиночка» еще и влюблена. В доказательство сего приводятся слова самого Померанца, правда «сказанные вскользь»: «Зиночка влюблена, влюблена в Бога». Но Григорий Соломонович, по словам Ямбурга, не ревнует… «В самом деле, как можно ревновать к Высочайшему?» – вопрошает Ямбург. Видимо, под «Высочайшим» он подразумевает «Всевышнего».

Ну да ладно. Пусть будет Высочайший. Не все ли равно? Главное, что, влюбившись в бога, «пожилая женщина» – тут я опять цитирую Померанца в изложении Ямбурга, – «пожилая женщина пишет, как семнадцатилетняя девушка».

Стоп. Хватит глумиться. Любвеобильную «Зиночку» постигло несчастье. На сей раз подлинное. Не стало Померанца – ее мужа.