А я смогу... - читать онлайн книгу. Автор: Яна Перепечина cтр.№ 46

– На Ясеневых напал мор. Ни Серёги, ни Веры, считай, на фирме нет. Мы их теряем.

– Мы их женим и замуж выдаём. Вера-то уедет, конечно. А Ясень улетел, но обещал вернуться.

– Да зачем он нам нужен? Лучше бы наоборот. Без Веруни-то никуда.

Покинув «шарашкину контору» Сергей направился в Томилино, к благодарному торговцу цветами Эльчину. Выйдя из машины, он бросил взгляд в сторону «Феи цветов». По ступенькам вверх и вниз шли несколько человек, кто уже с букетами, кто только за цветами. Ясенев улыбнулся: ему показалось, что магазинчик – это привет от Лёльки.

В конкурирующей фирме всё было по-старому: натужно скрипела покосившаяся дверь и скучала за грязным прилавком унылая продавщица. Только цветов стало ещё меньше, а те, что всё же были, имели совсем уж непрезентабельный вид. Заметив Ясенева, цветочница вскочила и залепетала:

– Приехал, приехал Эльчин. Сейчас вон туда, – она махнула рукой на небольшую вокзальную площадь, – за чебуреками отошёл и вернётся.

– Я подожду, – милостиво кивнул Ясень.

– Мы сегодня последний день работаем, – неизвестно зачем, возможно, с целью поддержания светской беседы, заявила продавщица, – завтра закрываемся.

– Почему? – удивился Сергей. – Разорились?

– Нет, у нас дела нормально. Хуже, чем раньше, но не совсем плохо. Просто… А вон, кстати, и Эльчин идёт.

Дверь открылась и вошёл невысокий, худенький черноволосый дядька, усталый и незлой на вид.

– Эльчин, тут вот человек пришёл, – вскочила продавщица.

– Вы ко мне? – хозяин поднял на посетителя покрасневшие глаза.

– Да, – кивнул Сергей, совершенно не понимая, как завести разговор. Ему как-то сразу стало понятно, что перед ним много и тяжело работающий человек. У него ведь большая семья, маленькие дети, про которых рассказывала Лёлька. И он вовсе никакой не злодей.

– Павильон уже продан, вы опоздали, – Эльчин грустно, даже несколько виновато посмотрел на него и развёл руками, – здесь теперь будет металлоремонт.

– А вы куда?

– А я в Питер, – немного оживился мужчина и неожиданно разговорился:

– У меня там старший брат, давно уже, ещё со времён Союза. Учился, женился да так и остался. Доволен, хорошо устроился, крепко стоит на ногах. Теперь вот зовёт, обещает помочь. А здесь я один работаю, дети маленькие, родители старые с нами живут. Жене тяжело за всеми ухаживать. А там родня, жена брата поможет моей Наргиз… Жалко, конечно, переезжать, но…

– Эльчин, вы знаете, я не покупатель, – Сергей посмотрел на этого маленького, честно работающего человека и почему-то решил выложить ему всю правду, ну, или почти всю, – я муж Ольги Ясеневой, хозяйки «Феи цветов». Знаете её?

– Олю? Да, конечно, очень хороший человек она. Только вы ей не муж.

– Откуда вы знаете?

– Я её с другим мужчиной видел. А такая, как она, мужу изменять не будет.

– Вы правы. Я – бывший муж. Мы давно были в разводе, а вот теперь встретились, и я пытаюсь Оле помочь. У неё начались проблемы, кто-то бьёт и замазывает краской витрины в её магазинах…

– Я слышал про это, – кивнул Эльчин.

– Это ещё не всё. И самой Ольге, и её продавщицам угрожали, а позавчера ночью подожгли дверь её квартиры.

– Кто же это делает? – покачал головой мужчина. – С женщиной воюют. Стыдно.

– Мы пока не знаем, кто автор затеи. Честно говоря, я думал на вас. Но Оля не верит, что вы могли так с ней поступить. Да и после нашей беседы стало ясно, что вы не заинтересованы в этом, раз уезжаете.

– Вы про то, что я конкурент? – Эльчин усмехнулся, от глаз побежали в стороны весёлые морщинки.

«Приятный и умный мужик», – подумал Ясень и с симпатией кивнул.

– Я не конкурент ей. Где мы – и где она. Мы не так давно из Гянджи приехали. Я вообще-то учитель, азербайджанский язык и литературу в школе преподавал. Только в России, сами понимаете, это не самые востребованные предметы. Вот и решил бизнесом заняться. Но меня это не слишком интересовало, вот и вышло всё так… неинтересно. – Он обвёл рукой свой магазинчик. – Но цветы – это выгодный бизнес, даже таким неумелым людям, как я, деньги приносит. Так всё и шло, как у вас хорошо говорят, ни шатко ни валко.

А потом появилась Оля. Я сначала сдуру даже ругаться к ней ходил. Только после подумал: что ругаться? Человек делает свою работу хорошо, с душой делает. Вот у него всё и ладится. Даже продавщиц подсылал смотреть, учиться.

А дальше мне вообще стыдно стало. У меня сын на горке сильно упал, лицо разбил, зубы выбил. До травмпункта далеко, жена с другими детьми, маленькими. Я как назло уехал по делам аж на другой конец Москвы. Наргиз кинулась машину ловить, а никто не останавливается. Знаете почему?

– Наверное, испугались, что мальчик кровью машину зальёт или что детей много? Стыдно, конечно.

– Не поэтому, – покачал головой Эльчин, – а потому что увидели, что мы нерусские. Это мягко говоря. А так ведь и сами знаете, как нас называют. Я не обижаюсь. Считаю, что сами виноваты. У меня брат, я уже говорил, в Питере ещё с восемьдесят пятого года живёт. Так вот он рассказывает, что всегда очень хорошее отношение было. В конце восьмидесятых – начале девяностых, когда у нас беда была, так вообще русские очень жалели всех кавказцев. А потом… Потом многие забыли, что они в гостях. И стали вести себя… Нет, не как дома, дома они себя так не ведут. Я азербайджанец, но мне стыдно ходить по рынку в Выхине. Я слышу, что мои соотечественники вслед русским женщинам говорят, и сгораю от стыда. Мне как-то один знакомый стал рассказывать: еду, мол, в московском метро, никто женщинам места не уступает, вот мы у нас так не поступаем! А я ему знаешь что сказал? Я сказал:

– Воспитанные люди воспитанными остаются везде. А если ты в Баку место в транспорте уступаешь, а в Москве нет, значит, тебя родители плохо воспитали. Значит, ты в Баку только прикидываешься. Правильно я считаю?

Ясень, поражённый до глубины души, кивнул. А Эльчин помолчал и с горечью продолжил:

– Да, мы сами виноваты. Приехали в чужой дом, нас много, и мы не ассимилируем, не вливаемся, не растворяемся. Здесь нечем гордиться. Как у вас говорят: в чужой монастырь со своим уставом не ходят?

Сергей снова кивнул.

– Правильно говорят, очень правильно. Мудрые люди это придумали. А мы пришли именно что со своим уставом. И хотим, чтобы нас приняли. А как вам нас принять, если мы совсем другие и на вас свысока смотрим и за людей не считаем? Вернее, это я не про всех, конечно. Просто ведь едут-то в основном люди… – он поискал слово. – Не нашедшие себя в этой жизни. Без образования, без культуры. Им гордиться нечем, только мнимым превосходством. Как фашисты гордились светлыми волосами и голубыми глазами, так наши гордятся тем, что они не русские. Едут сюда обманывать, воровать, убивать. А получается, что мы в вашем представлении все такие. И ведь не объяснишь, что я учитель, жена – стоматолог, у меня дети по-русски лучше многих москвичей говорят, у них бабушка, моя мать, учительница русского языка, а дед – известный филолог, изучал русскую литературу девятнадцатого века. Только мы ведь все для вас, опять же, как точно вы говорите, одним миром мазаны. На одно лицо. Если кавказец, значит, плохой человек. И упрекать некого, кроме самих себя. Беда… – он снова горько помолчал. – И вот тогда никто не остановился именно потому, что видели, что мать и дети – кавказцы. А Оля… она не такая. Остановилась, подвезла, да ещё и с младшими детьми гуляла, пока Наргиз со старшим в очереди сидела и по кабинетам бегала: ему то снимок делали, то швы накладывали.