Точильщик слушал это объяснение, пристально всматриваясь в глаза Пьера. Не опровергая ни единого слова, он медленно произнес: – Назовите мне эту даму, и сию же минуту вы свободны.
– О, о! Любопытный господчик, об этих вещах не спрашивают, – отвечал Кожоль, принимая лукавый и самодовольный вид.
Точильщик повторил:
– Назовите эту даму.
– Невозможно.
– Это последнее ваше слово?
– Но я не вижу никакой необходимости разглашать ее имя, потому что вы, кажется мне, довольно знаете о том, что интересует вас… о том, что я никого не знаю во дворце.
На этот раз усмехнулся Точильщик.
«Дьявол! – подумал граф. – Он туго поддается на убеждения».
– Вам не угодно говорить?
– А, милый мой, вы расстраиваете мне нервы с вашей идеей фикс.
– О, ваши нервы успеют успокоиться здесь, – возразил Точильщик, направляясь к двери.
– Итак, моя свобода зависит от нескромности.
– Да, именно. В тот день, когда вы решитесь говорить, велите меня позвать.
– Если вам предстоит кругосветное путешествие, то не откладывайте его в ожидании моего признания, – сказал граф с иронией.
На подобную смелую колкость Точильщик пожал плечами.
– Когда нам приходит охота, мы умеем вытягивать из людей ответы.
Едва он окончил фразу, Пьер бросился к главарю шайки и крикнул ему в лицо:
– Да ты меня не рассмотрел, дуралей! Прежде чем отпускать бессмысленные угрозы, пораскинь мозгами. Разве я имею вид человека, которого можно заставить болтать? Ну, ступай же за своими просмоленными фитилями, гадкий бездельник!
– Всему свое время… впрочем, в тюрьме язык быстро развязывается.
– Из тюрьмы выходят… а таким олухам, как ты, легко проворонить побег, – отвечал Пьер, поворачиваясь к Точильщику спиной и усаживаясь за ужин.
Точильщик постучал, чтоб ему отворили.
– Ангелочек! – крикнул он.
Вошел тот, который командовал носильщиками.
– Когда меня спросит господин, ты меня тотчас же уведомишь, – сказал Точильщик, указывая на графа, серьезно занятого погружением сухаря в вино.
– Да, – прибавил граф с улыбкой, – я должен тебя предупредить, Ангелочек, господин объявил, что собирается сбежать.
Ангелочек грубо захохотал.
– О-о! Правда, что ли, вы отпустили такую глупость? – спросил он.
– Да, голубчик, – отвечал ужинавший, жадно глотая размоченный сухарь.
– Он хлебнул лишнего, это верно, он слишком много выпил, – пробормотал Ангелочек, у которого, как нож в горле, засела веселость графа.
Он затворил дверь, выходя за предводителем. Бросив взгляд на порог, Кожоль прошептал:
– Не тут ли бдительный надзор, о котором мне говорил аббат. С какой целью этот мошенник интересуется Еленой?
Окончив ужин, пленник лег в постель, приготовленную в соседней комнате, убранной, как мы сказали, так же роскошно, как и та, в которой граф ужинал.
Пробудившись от глубокого сна, граф услыхал медовый голос Лабранша:
– Завтрак графа подан.
Кожоль, еще не совсем проснувшийся, протирал глаза, потягивался, зевал. В первую минуту он не мог сообразить, сколько проспал и где очутился, и вообразил, что все еще находится у Жаваля.
– Что за фантазия пришла тебе, мой храбрый Страус, угощать меня завтраком в самую глубокую ночь, – спросил он, видя свет от канделябров, которые стоявший к нему спиной Лабранш начал засвечивать.
– Но, граф, теперь одиннадцать часов утра, – возразил лакей.
Слова старика отрезвили Пьера, он вспомнил о случавшемся накануне.
– Стой! И в самом деле, – произнес он, – совсем забыл, что я на содержании у Точильщика, который задался мыслью хранить меня, как редкое вино.
В несколько минут он был одет. Когда он сидел за столом, Лабранш, прислуживая, спросил его: – Можно привести Ангелочка, который высказал желание засвидетельствовать вам свое уважение, если вы изволите принять его?
– Как же! Разумеется! Я почту за величайшую честь видеть господина Ангелочка! – весело вскричал Пьер, еще накануне забавлявшийся цинизмом этого хвастуна.
На стук лакея дверь полуотворилась и в щелку высунулась кунья головка Ангелочка.
– Может быть, я вас стесняю? – спросил он с притворной застенчивостью.
– Войдите, войдите, очаровательный друг. Вы принадлежите к тому роду людей, на которых не налюбуешься, – отвечал граф смеясь.
– А! Я в восторге, что граф так же любезен при пробуждении. Поэтому утренняя моя обязанность обращается для меня в сладостное удовольствие. Что я за счастливейший смертный! – сказал Ангелочек, не желавший уступать графу в любезности.
– Какая обязанность?
– Приходить осведомляться, не явится ли у господина желание видеть Точильщика.
– Как? Я каждый день буду иметь удовольствие видеть вас за завтраком! Да, знаете ли, Ангелочек, что этот час будет самый приятный в моем дне? Ваш визит заменит мне цветы на столе.
Несмотря на свое нахальство, мошенник чувствовал, что он не угонится за графом в насмешливости. И он возразил сухим тоном: – Раз мое посещение до такой степени приятно вашей милости, я могу зайти и во время обеда.
– Браво, превосходно, друг! Но отчего бы вам не возвращаться каждый час?
– Я так и думаю делать, – возразил бандит, которого начала разбирать ярость.
– А, вот и слово дано! Мы сделаемся двумя неразлучными… Кастором и Поллуксом. Вы будете рассказывать мне свои приключения, кроткий Ангелочек, а я буду вдвойне счастливь, во-первых, потому, что вы рассказываете, а во-вторых, потому что ваш голос напоминают мне звук арфы.
Ангелочек сообразил, что он нашел способ отыграться, и снова начал насмешливым голосом: – Так вы, сударь, не боитесь, что мое присутствие несколько стеснит вас?
– В чем? Нежный дружок, в чем? – спросил Кожоль, притворяясь удивленным.
– В этом бегстве, которое вы вчера нам сулили, – произнес негодяй, выразительно улыбаясь.
– Но, любезный мой, какая же заслуга в том, чтобы убежать при удобном случае! Нет, я сделаю это перед твоим носом и тебе на смех!
Пьер произнес эти слова с такой уверенностью, что у тюремщика веселость как рукой сняло, и он побледнел.
– Вы вполне уверены, что вам удастся бежать? – сказал он с легким трепетом в голосе.
– Вполне уверен.
– Вы знаете, что при первой попытке к бегству я подстрелю вас, как зайца? – прибавил он уже без смеха.
– Держим пари?
– Нет, это бесполезно, оно не будет выплачено.