Тайны Французской революции - читать онлайн книгу. Автор: Эжен Шаветт cтр.№ 55

– А хорошенькая госпожа Лабранш? – спросил любопытный Кожоль.

Потом он добавил:

– Потому что я предполагаю, что твою жену зовут также госпожой Лабранш?

Читатель не должен удивляться вопросу графа о фамилии жены Лабранша. Перед революцией все дворяне давали своим людям насмешливые прозвища, напоминавшие какой-нибудь предмет: Лабранш (ветка), Лафлер (цветок), Лараме (бездна), Бургиньон (бургундец) и т. д. – не заботясь об их фамилиях, так что слуг, проживших всю жизнь в одном доме, никто и не знал под их настоящим именем: ограничивались прозвищем, данным при поступлении на службу.

До сих пор есть еще много господ, зовущих своих служанок не иначе как по имени, которое они придумали им по своему вкусу: Мария, Кунигунда и т. п. Эти клички даются без различия всем сменяющимся в доме служанкам, и их настоящие фамилии становятся известны только при уходе с места, когда господа расписываются в их паспортах.

В семье Кожоля все лакеи были когда-то окрещены Лабраншами. Потому вполне естественно, что граф задал этот вопрос: – Хороша ли госпожа Лабранш? Я предполагаю, что ее зовут госпожой Лабранш?

Но лакей отвечал только на первый вопрос:

– О, да! Хороша!.. Ей пятьдесят лет.

– Как известно, эти лета – лета благоразумия, – заметил Кожоль. – Что она могла сделать такого, чтобы внушить тебе ярую жажду мщения?

– Вы непременно желаете знать?

– Да, потому я и спрашиваю.

Лабранш, казалось, слегка колебался, прежде чем ответил.

– Ну, так слушайте! – сказал он.

Пускай Лабранш рассказывает Кожолю о своих семейных несчастьях, а мы возвратимся к Ивону Бералеку, которого оставили в ту минуту, когда он, опомнившись после продолжительного обморока, узнал, что находится под кровлею хорошенькой вдовы Лоретты Сюрко.

Из всех медиков доктор Порталь был если не искуснейшим, то, по крайней мере, самым известным в конце того столетия, которое дало нам Брусе, Биша, Ларрея, Дюпюитрена, Деженетта и т. п. Старший из своих собратьев, о которых мы упомянули, – в 1798 году он перешагнул пятидесятилетний рубеж, – Порталь ловко сумел создать себе известность в эпоху, когда медики, особенно эмпирики, не пользовались гласностью газет, ныне восхваляющих их способы лечения и победы над смертью и трубящих об их именах всякому встречному.

Порталь прошел хорошую школу, чтоб научиться красиво представить себя; он был некоторое времея учеником Троншена, медика-шарлатана, говорившего на смертном одре своему исповеднику: «Я верю во все, кроме медицины!»

И в самом деле, неслыханной известностью, которой он пользовался, Троншен обязан был не столько своему искусством, сколько причудливыми медицинскими фантазиями. Например, он пустил в ход лечение от ипохондрии, тогдашней модной болезни, заставляя страждущих светских дам натирать паркеты своих комнат. Это лекарство, со всей серьезностью предписанное Троншеном одной из его благородных пациенток, пришлось по душе дамам, и месяцев через шесть половина хорошеньких парижанок усердно принялась тереть и вощить паркеты. В следующем году Троншен вздумал запретить своим больным употребление супов и всяких похлебок, которые объявил пищей, вредной для здоровья.

Этот знаменитый шарлатан был бы в наше время совершенно забыт, если б не оставил после себя изобретения, носящего его имя. Троншену обязаны мы конторками, поднимающимися или опускающимися по желанию с помощью четырех зубчатых стержней.

– Не надо вам никакого таланта, – говорил Троншен своим ученикам, – заставьте только говорить о себе.

Урок не пропал даром для Порталя, этого молодого дебютанта, который умер впоследствии президентом медицинского факультета.

Тогда еще, когда молодой Порталь охотился за пациентами, он наряжался в великолепную ливрею и ночью со всей силы стучался в двери отелей богатых дворян, страшным шумом поднимая на ноги весь дом.

– Что вам надо? – кричал швейцар.

– Не у вас ли знаменитый доктор Порталь? – кричал он голосом, долетавшим до самых чердаков.

– Не знаю такого.

– Я только что из его квартиры, на Гренельской улице, дом № 4, где мне сказали, что он здесь у больного.

– Повторяю, что не знаю его.

– Я отыскиваю его для своего господина, герцога де… который болен и не хочет лечиться ни у кого, кроме этого ученого доктора.

– Пройдите в соседний отель, может быть, он там с визитом.

На другой день господа справлялись у швейцара о причине ночного гвалта.

Спрашивали знаменитого доктора Порталя для одного больного герцога.

Порталь устраивал так часто и в таких известных домах свой ночной переполох, что все, кого он беспрестанно беспокоил, кончали тем, что, заболев, говорили себе:

– Не посоветоваться ли нам со знаменитым доктором, за которым все так бегают.

Когда Революция рассеяла богатую и благородную практику ловкого доктора, его известность уже была так широка, что его стали звать к себе республиканцы столь же охотно, как до этого экс-дворяне.

Таков был дебют на медицинском поприще того, говорит хроника, который, умирая в 1822 году, состоял членом Академии наук, профессором Французской Коллегии, президентом медицинского факультета и домашним врачом Людовика XVIII.

Мы сказали, что Порталь в эпоху нашего рассказа только что вступил в пятый десяток и был на высоте своей славы, побледневшей в скором времени перед молодыми соперниками, звездами первой величины.

Во время Директории же он был знаменитостью.

После первых необходимых перевязок, предписанных набежавшими докторами, госпожа Сюрко обратилась к Порталю и поручила ему своего больного, рана которого странно повлияла на его самочувствие.

И в самом деле, ученый доктор зашел в тупик с этим пациентом.

Рана на голове давно уже закрылась, но к Ивону Бералеку, когда-то столь сильному, что он мог бы побороть самого гиганта Лебика, не возвращалось его здоровье.

Лежа или сидя, он казался бодрым и оживленным, но когда, опираясь на руку Лебика, он выходил на прогулку подлиннее, чем от кровати до кресла, то вдруг чувствовал слабость и головокружение, не позволявшие ему сделать и шагу вперед.

Лоретта сначала только жалела молодого человека, так неожиданно встретившегося ей на жизненном пути, но потом, мало-помалу любовь закралась в ее сердце, до тех пор молчавшее. Не подозревая даже своей любви, она с ужасом думала о том дне, когда Ивон должен будет оставить ее, чтоб опять начать свою романическую жизнь, из которой он рассказывал ей много приключений, когда молодая вдовушка приходила составить компанию томившемуся от скуки и одиночества больному.

А Лебик оставался все таким же идиотом, ел, как два здоровых вола, и храпел, как старый орган.