— Вам не жаль будет бросать работу? Вы ведь не передумали
ехать на Барбадос?
— О, конечно, мы отправимся туда, как только полиция
позволит нам это сделать. Нет. Мне совсем не жаль бросать работу. Я ненавижу
бездействие, но на Барбадосе это мне не грозит. — И она добавила с тревогой: —
О, скорей бы все утряслось, чтобы мы могли спокойно уехать отсюда!
— Клеменси, а у вас есть какие-нибудь подозрения насчет
личности убийцы? — спросил я. — У вас наверняка должны быть какие-то догадки.
Клеменси искоса бросила на меня странный взгляд. Ее голос разом потерял былую
непринужденность и зазвучал напряженно и резко:
— Строить догадки — антинаучно. В данной ситуации ясно одно:
самыми очевидными подозреваемыми являются Бренда и Лоуренс.
— Значит, вы думаете, это их рук дело?
Клеменси пожала плечами.
Несколько мгновений мы стояли молча, словно прислушиваясь к
чему-то, потом Клеменси повернулась и вышла из гостиной, столкнувшись в дверях
с мисс де Хэвилэнд.
Эдит решительно направилась ко мне:
— Я бы хотела поговорить с вами.
В моей памяти всплыли слова отца. Было ли это?..
Но Эдит де Хэвилэнд продолжала:
— Надеюсь, у вас не сложилось ложного впечатления о Филипе.
Его бывает довольно трудно понять иногда. Он может показаться скрытным и
холодным, но это совсем не так. Просто такая манера поведения. И Филип ничего
не может с этим поделать.
— Да я и не думал… — начал было я.
Но старая леди не дала мне вставить слово.
— И сейчас… В этой истории с Роджером. Филип вовсе не скуп.
Деньги никогда не имели для него никакого значения. И он очень милый… И всегда
был очень милым… Просто его надо понять.
Я смотрел на старую леди, всем своим видом показывая, что я
как раз и есть тот, кто хочет его понять. Эдит де Хэвилэнд продолжала:
— Частично все происходит из-за того, что Филип — второй
ребенок в семье. Второму ребенку часто приходится трудней, чем первенцу.
Понимаете, Филип обожал отца. Конечно, все дети обожали Аристида, и он отвечал
им взаимностью. Но Роджером он особенно гордился и восхищался, потому что это
был старший сын — и первый ребенок. И думаю, Филип всегда ощущал предпочтение,
отдаваемое старшему брату. Он замкнулся в себе. Погрузился в книги, в историю и
прочие занятия, не имеющие ничего общего с повседневностью. Наверное, он
страдал… Дети всегда страдают…
Старая леди помолчала и снова заговорила:
— В общем, я хочу сказать, Филип всегда страшно ревновал
отца к Роджеру. И едва ли сам осознавал это. И вряд ли банкротство старшего
брата тронуло Филипа так сильно, как должно было бы… О, ужасно говорить такие
вещи, но я уверена — Филип сам этого не понимает…
— Вы имеете в виду, что Филипа, скорей, радует неудача
брата?
— Да, — сказала мисс де Хэвилэнд. — Именно это я и имею в
виду. — И добавила, слегка нахмурившись: — Меня очень расстроило, что он не
сразу предложил Роджеру помощь.
— А почему он должен предлагать ему помощь? — спросил я. — В
конце концов Роджер наломал дров. Он взрослый человек. Детей у него нет. Если
бы он был болен или слезно просил о помощи, конечно, семья помогла бы ему. Но
несомненно, Роджер просто предпочитает начать новую и совершенно
самостоятельную жизнь.
— О да! Его волнует только самочувствие Клеменси. А Клеменси
— абсолютно загадочное существо. Ей действительно нравится испытывать неудобства
и иметь в хозяйстве не больше одной чашки для чая. Вероятно, это очень
современно. У этой женщины нет чувства прошлого и нет чувства красоты.
Старая леди разглядывала меня проницательными глазами.
— Это ужасное испытание для Софии, — продолжала она. — Мне
жаль, что ее молодость омрачена этой трагедией. Я, знаете ли, люблю их всех.
Роджера и Филипа… И внуков: Софию, Юстаса и Джозефину. Чудесные дети. Дети и
внуки моей сестры Марции. Да, я нежно люблю их… — Эдит помолчала и резко
добавила: — Но имейте в виду, подобное чувство граничит с идолопоклонством.
Она решительно повернулась и вышла из гостиной. Мне
показалось, последним замечанием старая леди хотела что-то подчеркнуть — но я
не мог понять, что именно.
Глава 15
— Твоя комната готова, — сказала София.
Она стояла около меня и смотрела через окно в сад. Сад с
раскачивающимися на ветру полуобнаженными деревьями казался серым и печальным.
— Какое запустение… — тихо произнесла София, угадав мои
мысли.
В это время из-за живой изгороди со стороны декоративного
садика появилась фигура и вслед за ней — другая. Оба человека казались серыми
бесплотными тенями в неверном свете осеннего дня. Первой шла Бренда Леонидис.
Она куталась в серую шиншилловую шубку и, ступая с кошачьей грацией, скользила
сквозь сумрачный воздух как жутковатый призрак. Когда она проходила мимо окна,
я рассмотрел ее лицо. На нем блуждала знакомая мне туманная кривая полуулыбка,
которую я уже видел накануне, когда разговаривал с молодой вдовой в ее гостиной.
Несколькими секундами позже мимо окна проплыла худая сгорбленная фигура
Лоуренса Брауна. Эти двое не походили на прогуливающихся в саду людей — зыбкие
и невесомые, они напоминали приведения, прячущиеся от людского взора.
„Интересно, — подумал, — не под ногой ли Бренды или Лоуренса
громко треснула та сухая ветка?..“
И по ассоциации мыслей я спросил:
— А где Джозефина?
— Наверное, в классной комнате с Юстасом. — София
нахмурилась: — Чарлз, меня очень тревожит Юстас.
— Почему?
— Последнее время мальчик какой-то мрачный и странный.
Знаешь, он так изменился после этой ужасной болезни… Не могу понять, что у него
на уме. Иногда мне кажется, он ненавидит всех нас.
— Вероятно, это пройдет. Просто переходный возраст.
— Может быть… Но все равно мне тревожно.
— Да почему же, милая?
— А потому, наверное, что отца с матерью совсем не беспокоит
состояние Юстаса. Они словно и не родители ему.
— Может, оно и к лучшему. Чаще дети страдают от чрезмерной
опеки, чем от равнодушия.
— Это правда. Знаешь, я как-то не задумывалась об этом до
своего возвращения из-за границы, но мои родители составляют престранную пару.
Отец всецело погружен в мир каких-то отдаленных исторических эпох, а мать
чудесно проводит время, организуя вокруг себя театральные действа. Сегодняшнее
дурацкое представление — дело исключительно ее рук. Никакой нужды в этом
семейном совете не было. Маме просто хотелось разыграть сцену семейного совета.
Бедняжка иногда страшно скучает здесь и развлекается по мере сил и способностей.