— И, конечно, после смерти многое связанное с женой
Олдфилда должно перемениться, исчезнуть. Слуги и тому подобное… Слуги всегда
много знают, правда ведь? И, конечно, невозможно удержать их от сплетен,
правда? Беатрис рассчитали сразу после похорон миссис Олдфилд, и я слышала,
некоторые считают, что это подозрительно. Особенно теперь, когда трудно найти
прислугу. Это выглядит так, будто доктор Олдфилд боялся, что ей что-нибудь
известно.
— Что ж, похоже, необходимо фундаментальное
расследование, — сказал Пуаро задумчиво.
Лицо мисс Лизеран передернулось от отвращения.
— Вся сжимаешься от этой мысли, — сказала
она. — Наша тихая, маленькая деревушка попадет в газеты, все станет
известно…
— Это пугает вас? — осведомился Пуаро.
— Немного. Видите ли, я старомодна.
— И к тому же, по вашему мнению, это всего лишь
сплетни.
— M-м… я бы не хотела утверждать это так определенно.
Ведь недаром говорят: нет дыма без огня.
— Я тоже так думаю, — сказал Пуаро,
поднимаясь. — Я могу положиться на вас, мадемуазель?
— О, конечно! Я не скажу никому ни слова.
Пуаро улыбнулся и попрощался. На пороге он сказал маленькой
служанке, которая подавала ему шляпу и пальто:
— Я здесь для расследования обстоятельств смерти миссис
Олдфилд, но я был бы признателен вам, если бы вы сохранили это в секрете.
Глэдис, служанка мисс Лизеран, чуть не упала на подставку
для зонтиков. Она взволнованно выдохнула:
— О, сэр, значит, доктор сделал это?
— Вы так думали какое-то время, не правда ли?
— Нет, сэр, не я. Беатрис. Она была там, когда миссис
Олдфилд умерла.
— И она думала, — Пуаро с трудом подбирал
соответствующие слова, — что там была «нечестная игра»?
Глэдис утвердительно кивнула.
— Да. И она говорила, что то же самое думала медсестра,
которая была так предана миссис Олдфилд, сестра Харрисон. Она была так
опечалена смертью миссис Олдфилд, и Беатрис говорила, что, наверное, она что-то
знает, потому что после всего этого ее отношение к доктору изменилось. Этого бы
не произошло, если бы все было в порядке, правда?
— Где сейчас сестра Харрисон?
— Она присматривает за старой мисс Бристоу — это в
самом конце деревни. Вы не пропустите их дом — у него колонны и портик.
4
Прошло совсем немного времени, и Эркюль Пуаро уже сидел
рядом с женщиной, которая, конечно же, должна была знать об обстоятельствах,
давших повод к сплетням, больше, чем кто-либо другой.
Сестра Харрисон была все еще красивая женщина лет сорока. У
нее были мягкие, безмятежные черты мадонны и большие привлекательные темные
глаза. Она спокойно и внимательно выслушала его и затем медленно произнесла:
— Да, я знаю, что ходят эти слухи. Я сделала все, что
могла, чтобы остановить их, но бесполезно. Такие разговоры возбуждают, а людям
это нравится, вы понимаете…
— Но должно быть что-то, что дало толчок к сплетням.
Он заметил, что ее лицо выразило глубокую печаль. Но она
только покачала головой.
— Возможно, — предположил Пуаро, — доктор
Олдфилд не ладил с женой и это породило слухи?
Сестра Харрисон вновь нерешительно покачала головой.
— О нет, доктор Олдфилд всегда был добр и терпелив с
ней.
— Он действительно любил ее?
— Н-нет, я не могу утверждать этого, —
поколебавшись, ответила мисс Харрисон. — У миссис Олдфилд был очень
тяжелый характер, ей было трудно угодить, она постоянно требовала к себе
внимания.
— Вы думаете, она преувеличивала тяжесть своей
болезни? — переспросил Пуаро.
— Да, ее болезнь была в основном плодом ее воображения.
— И все-таки, — сурово заметил Пуаро, — она
умерла…
— О да…
Он изучающе посмотрел на нее: ужасное замешательство, явное
смущение. Он сказал:
— Я уверен, что вы знаете причину всех этих сплетен.
Сестра Харрисон вспыхнула:
— Я догадываюсь. Наверно, это Беатрис начала распускать
сплетни. И мне кажется, я знаю, что толкнуло ее на это.
— Да?
Сестра Харрисон заговорила быстро и сбивчиво:
— Знаете, случилось так, что я кое-что подслушала —
разговор между доктором Олдфилдом и мисс Монкрифф, — и я совершенно
уверена, что Беатрис его тоже слышала, но я не предполагала, что она придаст
этому такое значение.
— Что это был за разговор?
Сестра Харрисон некоторое время молчала, как будто
собиралась с мыслями.
— Это было приблизительно за три недели до последнего
приступа миссис Олдфилд. Они были в столовой. Я спускалась по лестнице, когда
услышала, как Джейн Монкрифф сказала: «Как долго это будет тянуться? Такое
ожидание невыносимо». И доктор ответил ей: «Теперь уже недолго, дорогая,
клянусь». И она снова сказала: «Это ожидание невыносимо. Ты действительно думаешь,
что все будет в порядке?» Он ответил: «Конечно. В этот день через год мы уже
будем женаты».
Она помолчала.
— Тут я впервые поняла, мистер Пуаро; что между
доктором и мисс Монкрифф что-то было. Конечно, я знала, что она нравится ему и
они очень дружны, но ничего больше. Я поднялась по ступенькам обратно. Хотя я
была в шоке, но все же заметила, что дверь в кухню была приоткрыта, и я думаю,
что Беатрис могла все слышать. Вы понимаете смысл их разговора: доктор знал,
что его жена очень больна и не проживет долго — я не сомневаюсь, что именно это
он и имел в виду, — но для кого-нибудь вроде Беатрис это могло звучать
иначе: так, будто доктор и Джейн Монкрифф… м-м… договариваются сделать
что-нибудь с миссис Олдфилд.
— Но вы-то сами так не думаете?
— Нет, конечно нет…
Эркюль Пуаро посмотрел на нее изучающе.
— Сестра Харрисон, можете ли вы еще что-нибудь
сообщить? Вы ничего не забыли?
Она покачала головой, и ее лицо приобрело прежнее печальное
выражение.
— Возможно, — продолжал Пуаро, — что Главное
полицейское управление даст разрешение на эксгумацию тела миссис Олдфилд.
— О нет! — сестра Харрисон ужаснулась. — Это
невозможно!
— Вы думаете, это будет как-то… неприлично?