Но окончательно все для них прояснил не Родольфо, не кто-то из былых товарищей по выпивке, не Пьерино или Лукулло. Несколько дней Сальвестро с Бернардо держались подальше от «Колеса», пока уличная суета не загнала их, уставших от собственного общества, измученных скукой и бесцельностью, а паче всего голодных, обратно — в теплые закрома и приветливую духоту таверны.
Родольфо нигде не было видно. Они проскользнули мимо кухни и уселись за пустой стол. Несколько человек за соседним столом стали озираться, чтобы как бы невзначай окинуть их взглядом. Один кивнул. Сальвестро кивнул в ответ. Анджелика и еще одна девушка, которой он прежде не видел, сновали туда-сюда, принося с кухни большие подносы с едой и выпивкой. Сальвестро множество раз поднимал руку, чтобы привлечь внимание Анджелики, но та, казалось, его не замечала.
— Сегодня, Бернардо, только хлеб, — сказал Сальвестро.
Бернардо не ответил.
Наконец те, что сидели за соседним столом, заказали себе по очередной кружке, и Анджелика вынуждена была их заметить.
— Нам буханку хлеба, — сказал Сальвестро.
Анджелика смотрела на них без какого-либо выражения.
— Пива сегодня не надо, — веселым тоном продолжил Сальвестро. — Только простой зачерствелый хлеб.
— Вас хочет видеть Родольфо, — сказала Анджелика.
— Ну, допустим, — отозвался Сальвестро, чувствуя, что краснеет. — Прекрасно. Мы всегда рады повидать Родольфо. А пока перехватим немного хлеба.
— Он видел нас на прошлой неделе, — сказал Бернардо. — Зачем ему видеться с нами сейчас?
Анджелика опустила свой поднос на стол.
— Это ваши с ним дела, — ровным голосом сказала она.
— Ну так, — продолжал вспахивать свою борозду Сальвестро, чувствуя, что увязает в ней все глубже, — принеси нам хлеба.
Анджелика уставилась на него. Воцарилось долгое молчание.
— Тут всем поднадоело, что вы едите за чужой счет, — сказала она напрямик. — Да и вы сами — тоже.
Снова последовала пауза, еще более долгая. Сальвестро резко встал на ноги.
— Хорошо. Пойдем, Бернардо. Переговорим об этом с Родольфо.
Выражение лица Анджелики не изменилось. Она смотрела, как Сальвестро, сопровождаемый Бернардо, напряженной походкой идет через таверну.
— Скатертью дорога, — пробормотал за соседним столом тот, кто раньше кивал их рассказам.
— А как насчет Родольфо? — спросил Бернардо, когда они вышли во двор.
Сальвестро не ответил. Он глубоко и медленно вдыхал ночной воздух, стоя спиной к великану, а тот снова озадаченно спросил:
— Мы же собирались повидаться с Родольфо, разве нет?
Глубокий вдох, глубокий выдох. Это как гребля, думал он. В точности как гребля, которую так любит Бернардо.
— Не думаю, что мы еще раз увидимся с Родольфо, — ответил наконец Сальвестро.
Кто-то кашлянул.
Кто-то, но не Сальвестро и не Бернардо, полусидевший, полустоявший, прислонясь к подоконнику заложенного кирпичами окна и скрестив руки; кто-то, не замеченный до этого, с тем же, что и всегда, заносчивым выражением, наклеенным на лицо, одновременно раздражающим и понятливым, с ухмылкой, от которой мысли Сальвестро поспешно бросились назад к входу, где было много строительных инструментов — ржавых пил, тяжелых молотков и больших зазубренных зубил, — отлично приспособленных для того, чтобы всерьез и надолго повредить плоть и кости. Ведь это покашливание — насмешливо-вежливая прочистка горла ради привлечения внимания — исходило от долговязого человека с высоким лбом и редеющими волосами, с непокрытой головой, облаченного в тускло-коричневые, но изящного покроя одежды, который сейчас двигался вперед, обезоруживающе вытянув перед собой руку и говоря:
— Родольфо передал вам мое послание? Благодарю, господа, что вы согласились встретиться со мной в сложившихся обстоятельствах и прошу извинить мне мое прошлое поведение, хотя, как вы скоро поймете, этому была своя причина. У меня есть для вас предложение…
И говорил он таким дружелюбным и примирительным тоном, что Сальвестро застыл, не в силах решить, то ли тотчас расквасить ему нос, то ли пожать протянутую руку, то ли просто повернуться и оставить его стоять там, где он стоял: Невежу.
— Может быть, поговорим где-нибудь наедине? Может быть, — продолжил он вкрадчивым голосом, — я возьму на себя смелость предложить вам… поужинать?
Это, рассуждал Родольфо четырьмя днями позже, не было чем-то таким, о чем будут судачить на протяжении нескольких лет. Скорее это будет вызывать пересуды в течение нескольких месяцев. В конце концов, его клиенты были публикой разношерстной и себе на уме — это он в них поощрял, — а потому их нелегко было удивить: все они привыкли к резким переменам фортуны и в лучшую, и в худшую сторону, поскольку сами множество раз испытывали или причиняли таковые. Тем не менее, признавал Родольфо в частных разговорах, возвращение (если не сказать — преображение) двоих самых недавних и непостоянных завсегдатаев «Сломанного колеса» не просто вызывало удивление. Оно — а Родольфо совсем не был склонен к гиперболам да и вообще к разговорам, исключая самые необходимые, — буквально ошеломило всех.
Вечер был в разгаре, и таверна едва не расползалась по швам: на скамейках сидели по шестеро человек, на стульях — по двое, а за столом могло оказаться сколько угодно клиентов. Женщины носились с кувшинами и тарелками, с трудом пробираясь через кучки выпивох, норовивших сгрудиться поближе к кухне. Кухарки же в заляпанных передниках стали пузырями, полными раздражения. Они отказались от слов, ограничившись ворчанием. Блюда пузырились, затем кипели, перекипали и сгорали.
— О господи!
— Что такое?
— Ну и ну…
Сальвестро, сопровождаемый Бернардо, первым вступил в «Сломанное колесо» по парадной лестнице и стоял теперь на верхней из трех ступенек, ведших в главное помещение. Поверх ослепительно-белых хлопчатобумажных сорочек на них красовались подогнанные строго по размеру камзолы из тисненого бархата, ворс которого был прорезан замысловатыми узорами из переплетающихся роз и прочих растений. Спереди кафтаны были расшиты золотыми галунами, а обшлага — серебряными. Бархат насыщенного синего цвета переливался в зависимости от того, куда падал свет канделябров — на основу или на уток. Пояса, пуговки и броши сверкали бронзовыми и серебристыми отблесками. Береты обоих были украшены кокардами из серебра в форме ятаганов. На шее у Сальвестро имелась еще и цепочка.
— Какого?..
— Невероятно!
— Ты посмотри!
Первые бессвязные отклики выразились в последовательности брызг и фонтанчиков из кусочков пищи. Из разинутых в изумлении ртов завсегдатаев таверны полились быстротечные пивные дождики. Затем послышались обрывочные восклицания, и даже Родольфо, стоявший позади неразлучной пары, выглядел удивленным.