Носорог для Папы Римского - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Норфолк cтр.№ 109

При этой мысли волны успокоились, сделавшись твердыми и похожими на крылья: Серон воспарял. Внизу, в зданиях без крыш, совещаются маленькие послы, им прислуживают маленькие секретари, а маленькие солдаты маршируют то туда, то сюда. Тайны — это желтые конверты и шепот, политика — пустые ножны. Отдается распоряжение расправиться с ним, с Сероном. Солдаты выхватывают сабли и бросаются выполнять приказы своих командиров, хотя тот, кто выбран жертвой, уже сбежал, по-видимому, заранее предупрежденный. Но кем?

Пусть осыпается порошок, пусть мелкий вулканический пепел покроет все слоем толщиной в три дюйма и пусть в нем элегантные туфли и башмаки игроков оставляют отчетливые, свежие отпечатки. Вот эти, без каблуков, с одними только носочками, принадлежат Вентуро, крадущемуся к задней двери палаццо. Отпечатки копыт — следы кортежа посланника, едущего от одной конюшни к другой, а вот эти следы военных сапог оставил кто-то из римской милиции. Вот неразборчивые, смазанные и оскальзывающиеся отметины, говорящие, возможно, о насилии, а затем — петляющий, самопересекающийся след, который ведет из палаццо, сворачивает к югу от Навоны, к северу от Кампо ди Фьори, по задним улочкам и переулкам тянется на запад, туда, где на город наталкивается Тибр. Опять немного на север — здесь след начинает двигаться по кругу, входит в задние двери и выходит через парадный вход скромного и широко известного борделя, возвращается к острову Тиберина, где комната на верхнем этаже гостиницы «Подъемная решетка» представляется просто очередной точкой маршрута, потому что относительную важность отпечатков ног в вулканической пыли не определишь, и можно предположить, что каблуки, барабанящие по плитам пола в этой тесной комнате с видом на тибрские пристани, значат не больше, чем оттиски, которые возвращаются после этого к парадному входу борделя, выходят из его задней двери, а затем — тут шаг стал не таким быстрым, возможно, из-за того, что стерты ноги, — идут обратно к палаццо. Этот маршрут принадлежит лично ему. Исхожен вот уже семь раз. Сегодня предстоит восьмой.

Это было в тот день, когда он нашел корабль — «Санта-Лючию», посудину, конфискованную в Остии за долги пьянчуги-капитана. Издалека доносились раскаты грома, и были опасения, что на город обрушится гроза, но в конце концов все закончилось ничем. Вич искоса поглядывал на его бумаги, вежливо интересуясь успехами своего секретаря. Корабль? Готово. А команда? Пока еще нет. Но команду, которая требовалась Серону, можно было найти в любой таверне Рипетты; ни моряки, ни сам посол его не тревожили. Они сидели друг напротив друга, меж тем как свет за окном ослабевал, а тишина нарушалась лишь слабым постукиванием колес повозок, проезжавших по мостовой возле церкви Сан-Симеоне.

— Я вот что хотел бы знать, дон Херонимо: вы заметили перемену в поведении нашего капитана Диего?

Следовало ли так явно проявлять свое любопытство? Не лучше ли было бы подождать, пока Вич сам не отметит эту перемену, или поломать голову над вопросом, почему этого не происходит? Но беспокоиться было уже слишком поздно, да и страх оказался безосновательным, потому что Вич с готовностью кивнул, разделяя озадаченность Серона. Угрюмость вояки в последние дни испарилась, уступив место снисходительной веселости, а в чем дело — он никому не говорил.

— К следующей Пасхе, — предположил Вич, — мы, возможно, даже увидим, как он улыбается.

Серон учтиво рассмеялся. Они велели подать вина и стали пить, идя вровень друг с другом. После четвертого или пятого кубка Серон начал вслух размышлять о Диего, о том, пригоден ли капитан для исполнения своих обязанностей в Риме. Разговаривая с послом как равный и бросая замечания по поводу невежества капитана, он чувствовал, что собственное его любопытство растет подобно аппетиту. Позор Диего витал над ними, словно дурное предзнаменование, и Вич сделался неразговорчивым, неловким. В конце концов воцарилось молчание. Серон осознал, что пьян, что ему грозит опасность, и не мог вспомнить, что именно успел наговорить. Охваченный внезапным беспокойством, он встал, чтобы зажечь свечи, и это, похоже, вывело Вича из полудремоты. Посол сказал:

— В основном, Антонио, вам уже все известно. Почему он здесь? Любезность, оказанная Кардоне. Что еще ему оставалось с ним делать после Прато? Те дела до сих пор покрыты густым мраком.

Еще больше вина. Еще больше кивков и легких толчков локтями. Еще больше разоблачений.

— Все зависит от того, действительно ли Тедальди сдал город, а если сдал, то кому именно… Хотя нет. Жена и дети Тедальди были убиты в подвале — возможно, их взяли в заложники, чтобы добиться от него молчания. Или, возможно, они знали так же много, как и он… Кто-то принял у Тедальди капитуляцию, а потом солгал. Прато был разграблен. Семью Тедальди убили. В этом и состояло преступление, а причиной его явилась ложь.

Здесь Вич остановился, точно дальше говорить не имел права. Серон смотрел, как посол поигрывает своим кубком, подносит его к пламени свечи. На улице совсем стемнело. Серон снова наполнил кубок посла.

Вич опять заговорил, но на этот раз беспечно, словно бы размышляя про себя:

— Но вот кто? Кто принял условия Альдо? Где-то между площадью Сан-Стефано и лагерем по ту сторону городских стен капитуляция превратилась в вызов. Переговоры с Альдо вел Диего, и это он передал Кардоне вызов…

Вич теперь почти себя не осознавал, в одиночку несомый потоком вина и путаных воспоминаний.

Серон подтолкнул к нему другой кусок головоломки:

— Но он считает, что он невиновен, что его оклеветали.

— С Тедальди говорил не он один. Я не знаю всех подробностей. Он заявлял Кардоне, что не был посвящен в условия соглашения, и никогда не оспаривал того факта, что Альдо сдал город. Тех, кто зарезал семью Альдо, так и не нашли, а без убийц обвинения были безосновательны, напрасны…

— Обвинения?

— Неизвестно, что там произошло, кто на самом деле говорил в тот день с Альдо и что именно он сказал… Один вошел, другой ждал снаружи. Кто знает?

Вич пожал плечами и глотнул еще вина. Серон увидел, как посол обмяк и слегка сполз на своем стуле.

— Но вот этот другой, — сказал он. — Ему-то все известно, кем бы он ни был.

— Кем бы он ни был? Не надо притворяться, дон Антонио. Мы оба знаем, что другим был кардинал Медичи, как тогда его называли. Наш возлюбленный Папа, как называют его сегодня. Да, уж ему-то все известно.

Серон перевел взгляд на свои колени. Вокруг свечи бесшумно кружили мошки. Теплый воздух из двора приносил в комнату запах конюшни. Вич встал со стула и заговорил тверже.

— Но что до его нынешней веселости, я и понятия не имею, в чем здесь дело. Может быть, его святейшество знает?

Нет, думает теперь секретарь, поднимаясь и начиная одеваться. Его святейшество не знает. Следует написать некую картину, начинающуюся в темноте подвала, где до горла членов семейства Тедальди добрались убийцы, левые руки которых подняты ладонями кверху в ожидании платы от того, кого еще предстоит поймать в раму. Рука его видна, потому что головорезам, в этом нет сомнения, заплатили. Видна часть рукава, залитая ярким солнечным светом… Диего рад бы вытащить его на всеобщее обозрение, но сделают это именно головорезы. Теперь Серону является лицо капитана, почти прижимающееся к его собственному. Он испуган, чувствует себя захваченным врасплох, когда Диего обращается к нему; губы военного неловко шевелятся, чтобы рассказать о некоей последовательности действий, благодаря которым он оправдается и снова снискает благосклонность. Почему он пришел сюда?