Однажды мы опять возвращались с прогулки.
Мишель в тот день почему-то не ходила с нами. Она встретила
меня у ворот, схватила за руку и стремительно потащила в глубь сада.
— У меня для тебя новость, — сказала она. —
Она тебя обрадует и огорчит.
Лицо мое выразило недоумение.
— Сегодня в пансион приходил твой блондин-кузен.
Я была поражена.
— Разумеется, он хотел повидаться с тобой. Ах, если б и
ты осталась!..
Я не могла поверить. Разве Кямран пришел бы в пансион, не
будь на то какой-нибудь важной причины? Наверное, Мишель ошиблась.
Однако я не высказала Мишель этих сомнений и, сделав вид,
будто верю, сказала:
— Что же, вполне естественно. Молодой человек пришел
повидать девушку, за которой ухаживает.
— Как, наверное, досадно, что тебя не было, да?
— Разумеется.
Мишель погладила меня по щеке.
— Но ведь он опять придет, раз любит…
— Несомненно.
В тот же вечер сестра Матильда вызвала меня и передала две
разрисованные коробки конфет, перевязанные серебряной тесьмой.
— Это принес твой кузен, — сказала она.
Я не любила сестру Матильду, но в эту минуту с трудом
удержала себя, чтобы не броситься ей на шею и не расцеловать в обе щеки.
Значит, Мишель не ошиблась: Кямран действительно приходил в
пансион. Если среди воспитанниц еще и оставались такие, которые сомневались в
достоверности моей сказки, то теперь, увидев эти две коробки, они должны были
подумать иначе. Как чудесно!..
В одной коробке были разноцветные конфеты с ликером, в другой
— шоколад в позолоченных бумажках. Случись это полгода назад, я утаила бы
сладости даже от самых близких подруг. Но в этот вечер, когда мы готовили в
классе уроки, мои коробки ходили по рукам. Каждая девочка брала одну, две или
три конфетки, кому сколько совесть позволяла.
Некоторые девочки издали делали мне многозначительные знаки.
Я же, изображая смущение, отворачивалась в сторону, улыбалась. Как чудесно!..
Возвращая мне назад коробки, в которых, к сожалению, уже
виднелось позолоченное дно, Мишель зашептала:
— Феридэ, представь, будто эти конфеты преподнесли тебе
по случаю обручения.
Моя сказка обошлась мне слишком дорого. Но что поделать?
Прошло три дня.
Шел урок географии. Я трудилась над цветной картой для
экзаменов. Рисовать красками мне всегда было трудно; от неловкости я без конца
путала краски, пачкала себе руки и губы.
И вот, когда я была занята этой мазней, вошла дочь
привратника и сказала, что в прихожей сидит мой кузен, который хочет меня
видеть. Помню, я растерянно оглянулась по сторонам, обернулась к
воспитательнице, не зная, как поступить.
— Ну, что ты ждешь, Феридэ, — сказала она. —
Оставь карту на месте. Иди повидайся с гостем.
Оставить карту — нетрудно. Но с каким лицом я выйду к
Кямрану?
Девочка, рядом с которой я сидела, смеясь, протянула мне
маленькое зеркальце. На лицо, особенно на рот, страшно было смотреть. На
уроках, где приходилось писать, я вечно совала ручку в рот, теперь же, во время
рисования, мусолила кисть, поэтому губы мои пестрели желтыми, красными и даже
фиолетовыми пятнами. Что предпринять? Оттереть платком, а тем более смыть водой
с мылом — сейчас невозможно, только еще больше размажешь краски.
Дело было, конечно, не в Кямране. Ему я могла показаться в
любом виде. Но перед подругами, которые, узнав, кто пришел, уже ехидно
посмеивались, я должна была изображать влюбленную девицу или даже невесту. Ах,
будь она неладна, вся эта комедия!
Проходя по коридору, я заглянула в зеркало. Боже мой, что
делать? Будь я одна в эту минуту, здесь, перед дверью в прихожую, я никогда бы
не осмелилась туда войти. Но, увы, вокруг были посторонние, которые могли иначе
истолковать мои действия.
Итак, делать нечего. Я с силой толкнула дверь и бурей
влетела в прихожую. Кямран стоял у окна. Подойти к нему сразу?.. Но тогда надо
что-то делать — например, обменяться рукопожатием. А ведь так можно испачкать
чистенькие и нежные ручки кузена.
Я опять увидела на столе два пакета, перевязанные серебряной
тесьмой. Не трудно было догадаться, что они предназначались мне. У меня не
оставалось иного выхода, как превратить все в очередной фарс, а раскрашенные
руки и губы объяснить обычным моим детским сумасбродством. Приподняв подол
черного передника, я сделала перед коробками самый изысканный, глубокий
реверанс. Потом, предусмотрительно вытерев пальцы о подол, я послала коробкам
несколько воздушных поцелуев и утерла при этом лишний раз свои размалеванные
губы.
Кямран, улыбаясь, подошел ко мне. Я принялась его
благодарить:
— Какая трогательная забота, Кямран-бей-эфенди… Хотя
шоколад и конфеты с ликером являются в какой-то степени платой за мое молчание,
однако меня уже мучают угрызения совести… В чем дело?.. Всего несколько дней
назад вы приносили мне сладости. Очевидно, и в этих коробках я найду то же
самое. Поистине, невозможно описать их прелесть! По мере того как они тают во
рту человека, тает и его сердце…
— На этот раз, — сказал Кямран, — вы увидите
нечто более ценное, Феридэ.
С наигранным волнением и нетерпением я развязала пакет,
который мне протянул Кямран. Там оказались две книги в позолоченных переплетах,
наподобие детских сказок с картинками, какие дарят маленьким детям на
рождество. Очевидно, кузен по какой-то непонятной для меня причине решил
подшутить надо мной. Если он только ради этого решил сюда прийти, право, это
уже нехорошо.
Я не выдержала и дала ему нагоняй. Я говорила суровым тоном,
который никак не вязался с моими размалеванными губами:
— За каждый из ваших подарков следует благодарить. Но
позвольте сделать небольшое замечание. Несколько лет тому назад вы были
ребенком. Правда, всем своим важным и серьезным видом вы походили на взрослого,
однако все-таки оставались ребенком, не так ли? Слава аллаху, вы мужаете с
каждым годом, превращаясь в молодого человека, похожего на героя из романов с
картинками. Но почему вы думаете, что я все это время должна топтаться на
месте?
Кямран сделал большие глаза.
— Простите, Феридэ, я вас не понял.
— Тут нет ничего непонятного. Выходит, вы растете, а я
по-прежнему остаюсь младенцем, читающим сказки из «Золотой библиотеки»,
ребенком, которого никак не признают достойным обращения как с пятнадцатилетней
девушкой?
Кямран все так же недоуменно смотрел на меня.