Я ощутил вдруг ужасную тоску, оторванность ото всех этих
людей. С другой стороны, мне явственно казалось, что они где-то рядом.
Карты были очень холодными, кончики пальцев у меня совсем
заледенели. Я положил карты на стол, впрочем, не очень охотно. Мне почему-то не
хотелось выпускать их из рук.
Но рассматривать в колоде больше было нечего. Остальные
карты оказались обычными. И еще я чувствовал — снова не в силах понять, откуда
взялось это ощущение, — что нескольких карт тут не хватает. Но я в жизни
не ответил бы на вопрос, каких именно Козырей. И что на них изображено.
От этого мне почему-то стало совсем грустно. Я снова закурил
и задумался.
Почему я сразу же вспомнил этих людей, едва открыв карты? И
почему я совершенно не мог вспомнить ничего, с ними связанного? Теперь я знал
куда больше, чем утром, но все это были лишь имена и лица. И практически ничего
больше.
Я не мог, например, понять, зачем все мы изображены на
игральных картах. Однако мне страшно хотелось иметь точно такую же колоду. Если
взять Флорину, она сразу же узнает о пропаже и у меня будут неприятности.
Поэтому я снова положил карты в секретный ящичек и запер его.
Господи, как я после этого пытался растормошить свою память!
Но, увы, безрезультатно.
Пока не вспомнил странное, волшебное слово.
Амбер!
Вчера вечером, услышав это название, я был поражен в самое
сердце. Мне было так больно, что потом я старался даже не вспоминать об этом.
Теперь же слово «Амбер» манило меня, и я решил выяснить, какие ассоциации оно
может вызвать.
Прежде всего я почувствовал страшную тоску, даже ностальгию.
Где-то в самой глубине этого слова — «Амбер» — таилась некая неизъяснимая
прелесть; оно вызывало смутные воспоминания о власти и победах: власти почти
неограниченной, победах громких и славных. И еще — слово это явно было для меня
привычным, часто произносимым. Я как бы являлся его частью, и, с другой
стороны, оно тоже было частью меня самого. Я уже понял, что это название
какой-то страны, которую я хорошо знал когда-то. Я чувствовал сильное волнение,
однако в памяти не возникало никаких картин.
Сколько я так просидел, не помню. Время как будто
остановилось, растворилось в моих воспоминаниях.
Из глубокой задумчивости меня вывел легкий стук в дверь.
Потом дверная ручка медленно повернулась, и в библиотеку вошла горничная,
Кармела. Ее интересовало, не проголодался ли я.
Мысль была здравая, и я, проследовав за ней на кухню, с
удовольствием уничтожил половину цыпленка и выпил большую кружку молока. Кофе я
прихватил с собой в библиотеку и уже наливал себе вторую чашку, когда зазвонил
телефон.
Мне страшно хотелось самому снять трубку, но потом я решил,
что в доме есть параллельные аппараты и, по всей вероятности, ответить лучше
Кармеле.
Но телефон продолжал звонить. И я не выдержал.
— Алло, — сказал я, — резиденция миссис
Фломель.
— Будьте любезны, попросите ее к телефону.
Это был мужчина. Он говорил быстро и, похоже, нервничал.
Дышал с трудом, словно запыхался. К тому же в трубке слышались еще какие-то
неясные звуки, шорохи и голоса. Мужчина явно звонил издалека, из другого
города.
— К сожалению, ее нет дома, — ответил я. — Ей
что-нибудь передать?
— А с кем я имею честь говорить? — спросил он.
Я некоторое время колебался. Но потом все же ответил:
— Это Корвин.
— Боже мой! — воскликнул он и вдруг надолго умолк.
Я уж было решил, что он повесил трубку.
— Алло, алло. — Я даже подул в трубку.
Тогда он заговорил вновь:
— Она жива?
— Конечно, жива! Какого черта! Кто это говорит?
— Ты что, не узнаешь меня по голосу, Корвин? Я —
Рэндом! Слушай, я сейчас в Калифорнии. У меня тут неприятности. Я хотел
попросить Флору приютить меня. Ты что, с ней?
— Временно.
— Понятно. Так я могу рассчитывать на твою помощь и
защиту, Корвин? — Он еще помолчал и прибавил: — Пожалуйста.
— Разумеется, я постараюсь, — ответил я. — Но
я же не могу решать за Флору, даже не посоветовавшись с нею.
— Так ты за меня заступишься в случае чего?
— Да.
— Тогда ладно. Прямо сейчас попытаюсь вылететь в
Нью-Йорк. Добираться, видимо, буду кружным путем, не представляю, сколько это
займет времени. Встретимся, если смогу избежать неверных Теней. Пока. Пожелай
мне удачи.
— Желаю удачи, — ответил я.
В трубке щелкнуло, и снова послышались шорохи и отдаленные
голоса.
Итак, нахальный малыш Рэндом попал в беду. Раньше, уверен,
меня бы это вряд ли тронуло. Но теперь он мог стать ключом к моему прошлому, да
и к будущему тоже. Что ж, попытаюсь помочь ему чем смогу, пока не узнаю от него
все, что мне нужно. Я уже понял, что между нами не было особенно теплой,
братской любви. Но я также знал, что он отнюдь не дурак, никому не
прислуживает, весьма находчив и умен, хоть и склонен порой к сентиментальности
по самым неожиданным поводам. С другой стороны, слово его гроша ломаного не
стоило, и он с удовольствием продаст мой труп в любой анатомический театр, была
бы цена подходящая.
Теперь я достаточно хорошо вспомнил маленького негодяя. Хотя
было у меня к нему и какое-то теплое чувство, может, в связи с прошлыми
временами, когда мы еще дружили. Но доверять ему? Никогда! Я решил ничего не
говорить Флоре, пока Рэндом не явится сам. Он мог сыграть в моей игре роль
припрятанного в рукаве туза. Или хотя бы валета.
Я налил себе еще кофе и, медленно прихлебывая, размышлял.
Интересно, от кого он бежит?
Явно не от Эрика, иначе он не стал бы звонить Флоре. И
почему это он спросил, жива ли еще Флора? Не потому ли, что я оказался в ее
доме? Неужели она действительно настолько предана Эрику, моему брату, которого
я ненавидел, что все в семье уверены: я непременно и ее убью, если такая
возможность представится? Это казалось весьма странным, но ведь вопрос-то он
задал!
Против кого же они заключили союз? Откуда взялась ненависть,
это всеобщее противостояние? И почему, от кого Рэндом должен был бежать?
Амбер!
Вот где ответ на все вопросы.