– Я вижу отпечаток ноги.
– Посмотрите еще раз.
Мейсон стал вглядываться в фотографию.
– Если вы, – заметил Бюргер, – внимательно посмотрите, то
увидите на ней еще один след – след туфли под отпечатком Гарвина. Вот здесь, на
самом краю каблука, остался отпечаток от металлической набойки. Мой вопрос, Гарвин,
заключается в следующем: вы были в квартире Джорджа Кассельмана после того, как
он был убит, и, зная о его смерти, намеренно наступили на этот след с целью
запутать следствие?
– Прошу прощения, – вмешался Мейсон, – насколько я понимаю,
это может расцениваться как преступление?
– Поздравляю вас с отличным знанием уголовного кодекса, –
съязвил Бюргер.
– При данных обстоятельствах я рекомендую моему клиенту не
отвечать на поставленный вопрос.
– Гарвин, – Бюргер шумно вздохнул, – я хочу также показать
вам отпечаток пальца, оставленный на дверной ручке. Я утверждаю, что кто-то
специально протер эту ручку, уничтожая другие отпечатки, и потом умышленно
оставил на ней четкий отпечаток своего большого пальца. Этот «кто-то», Гарвин,
– вы. Поэтому я вынужден спросить вас: каким образом он оказался там?
– Извините, – опять вмешался Мейсон. – Если ваше
предположение справедливо и если Гарвин именно тот человек, который протер эту
ручку и затем оставил на ней отпечаток своего пальца, выходит, что он виновен в
совершении преступления?
– Совершенно верно.
– В таком случае я советую ему не отвечать на ваш вопрос.
Гамильтон Бюргер повернулся к Мейсону.
– Вы сами причастны к подмене оружия с целью направить
следствие по ложному пути, Мейсон. Но я даю вам возможность оправдаться. Для
этого вы сообщите, каким образом орудие убийства попало к вам.
– Если я расскажу правду, мне не грозит привлечение к суду?
Гамильтон Бюргер задумался над предложением адвоката, потом
взглянул на него с плохо скрываемым недовольством:
– Я постараюсь отнестись к этому без предубеждения.
Постараюсь. Я не обещаю ничего определенного, но если вы ответите на этот
вопрос, мы с большим пониманием отнесемся к вам.
– Я отправился к Гомеру-младшему и спросил, имеется ли у
него оружие. Он показал мне револьвер, из которого я совершенно случайно
выстрелил в стол. Потом я отвез Гарвина к Стефани Фолкнер на квартиру. Он
передал ей этот револьвер. Ну вот, теперь вам известно все. Что вы намерены
делать?
– Нам известно, что в конторе у Гарвина вы подменили
револьвер. Таким образом, молодой Гарвин оказался игрушкой в ваших руках и сам
отвез орудие убийства Стефани Фолкнер.
Мейсон обернулся к своему клиенту.
– Ты видишь, Гомер, чего стоят их обещания. Если говорят то,
что не согласуется со сфабрикованной ими версией, значит, это неправда. Они
верят только в то, что им очень хочется услышать.
Бюргер вскочил со своего кресла, кипя от негодования,
постоял несколько секунд и молча сел.
Трэгг решил, что ему тоже пришла пора спросить.
– Можно мне задать вопрос, мистер окружной прокурор?
– Пожалуйста. Сколько угодно.
– Мейсон, скажите откровенно, как мужчина мужчине, вы не
подменили оружие?
– Говорю откровенно – нет.
Трэгг повернулся к прокурору.
– Мне думается, Бюргер, здесь все сложнее, чем кажется на
первый взгляд. Я никак не могу сообразить, с какой стати Мейсон вдруг решил
подменить револьверы. Лично я хочу продолжать расследование, основываясь на
версии, что револьверы не были подменены и тот револьвер, который
Гарвин-младший вынул из своего стола, и есть орудие убийства.
– Это невозможно! – отрезал Бюргер. Лейтенант Трэгг вспыхнул
и огрызнулся:
– Не разыгрывайте из себя дурака, – но тут же спохватился, –
в этом деле многое не увязывается. Мейсон не стал бы…
– Хватит, – прервал Бюргер. – Не забывайтесь, лейтенант
Трэгг! Мы здесь для того, чтобы получить информацию, а не разглашать ее. Мы
потом поговорим с вами наедине, там, где мистер Перри Мейсон не сможет услышать
нас и извлечь из этого выгоду.
– В таком случае, – произнес Мейсон, вставая, – надо думать,
допрос окончен. Мой клиент отказывается отвечать на ваши вопросы. Я со своей
стороны сделал все, чтобы быть вам полезным. Я рассказал все, что мог, не
нарушая моих профессиональных обязательств перед клиентом.
Гамильтон Бюргер презрительно ткнул пальцем в направлении
двери.
– Выходите там.
– А что с Гарвином?
На этот раз указующий перст прокурора взметнулся вверх.
– О, вашему клиенту придется пожить… в спецотделе за счет
налогоплательщиков.
– Джентльмены, – сказал Мейсон, – разрешите пожелать вам
всего хорошего! Гарвин, рекомендую воздержаться от каких бы то ни было ответов.
Гамильтон Бюргер снял телефонную трубку и, улыбнувшись,
произнес:
– Порядок! Присылайте репортеров.
Мейсон спустился на лифте вниз, вышел на улицу, взял такси и
вскоре уже входил к себе в кабинет. Делла Стрит с опаской взглянула на
адвоката.
– Ну как, все обошлось, шеф?
Мейсон покачал головой.
– Что-то тут не так, а вот что, никак не могу понять.
– А что думает полиция?
– Им тем более непонятно.
– А что станет с Гарвином-старшим?
– Его, – ответил Мейсон, – собираются обвинить в соучастии,
и, боюсь, ему не отвертеться.
– Что еще?
– Стефани Фолкнер обвинят в убийстве первой степени.
– А вас?
Мейсон усмехнулся.
– Мы с Гарвином тоже сидим на крючке. Как только прокурор
докажет факт убийства, нас тут же привлекут как соучастников.
– Но что вы противопоставите им? Нельзя уступать без боя.
– Придется положиться на веру в человека, на свои умственные
способности и умение выпутываться из сложных ситуаций. Если я не ошибаюсь,
завтра утром окружной прокурор перед Большим жюри обвинит Стефани Фолкнер в
убийстве Джорджа Кассельмана. Затем он потребует ареста Гомера-старшего как
соучастника и не станет особо возражать против освобождения его под залог. Он
захочет, чтобы это обвинение висело над Гарвином как дамоклов меч, надеясь, что
тот не выдержит и рано или поздно расколется.
– А тем временем?
– А тем временем мы, Делла, пойдем и съедим то, о чем так
мечтали. Кто знает, когда мы сможем второй раз пообедать вместе.