– Не уверен.
– Ну, я поехал к тебе, потом мы вместе отправились к Стефани
Фолкнер, и…
– Но ты остался у Стефани после того, как мы уехали.
– Очень недолго. Я просто хотел объяснить ей, как мне
хотелось, чтобы она вошла в нашу семью.
– А что с револьвером?
– Ты знаешь, что я ношу оружие с собой. Так вот, я вынул его
из кобуры и отдал Стефани.
– С целой обоймой?
– Конечно.
– Из него стреляли?
– Из него не стреляли несколько месяцев, Перри. Говорю тебе
откровенно. В Лас-Вегасе я зарядил новую обойму, так как хотел припугнуть
Кассельмана. Имея дело с такими, как Кассельман, оружие может весьма
пригодиться.
– Понятно. Что дальше?
– В сейфе у меня всегда лежал второй револьвер. От Стефани я
вернулся в свой офис и, прихватив второй револьвер, отправился к Кассельману.
– Это было в одиннадцать?
– Минут пять – десять двенадцатого. Я опять открыл дверь
своим ключом, поднялся к нему и постучал. Никто не подошел. Тогда я толкнул
дверь, и она легко открылась. Войдя в квартиру, я наткнулся на Кассельмана. Он
был мертв. Я осмотрелся и внезапно увидел след в луже крови. Каблук отпечатался
очень четко. Я ни секунды не сомневался, что это след Стефани. Но надо было
проверить, потому я бросился к ней, оставив дверь незапертой. Я не стал ей
говорить, где был и что видел. Только сказал, что страшно нервничаю и очень
хочу ее увидеть.
– А что она?
– Я пытался как-то выразить свое отношение к ней, не заходя
слишком далеко. Предложил свою помощь как друг. Я заметил, что мой револьвер
лежит у нее под подушкой. Когда она отвернулась, я быстро открыл магазин и
увидел, что в нем не хватает одного патрона. В коридоре я заметил ее туфли.
Одна была еще совсем мокрой, словно ее недавно мыли. На каблуке стояла
металлическая набойка. Она в точности совпадала с отпечатком, оставленным в
квартире Кассельмана.
– Ты ни о чем не спрашивал?
– Нет. Мы проговорили до полуночи, потом я стал прощаться –
нужно было успеть еще кое-что сделать.
Мейсон прищурился и спросил:
– Ты вернулся в квартиру Кассельмана?
– Да. Я поехал туда и сделал все, чтобы уничтожить улики,
свидетельствующие против Стефани.
– Что конкретно ты сделал?
– Я не перестаю ругать себя за то, что упустил прекрасную
возможность и не положил Стефани под подушку другой мой револьвер. Наверное,
был слишком возбужден и плохо соображал.
Мейсон посмотрел на него пристально:
– Ты не лжешь, Гомер? Ты действительно не подменял
револьверы?
– Клянусь, нет. Повторяю, Перри, из того оружия, которое я
передал Стефани, стреляли.
– Так что ты делал у Кассельмана во второй раз?
– То, что полагалось. Этот след запекся, и сперва я хотел
соскрести его, но потом подумал, что могут остаться царапины на паркете… Я
боялся, что меня застанут рядом с убитым. Времени оставалось мало, и
действовать надо было быстро. Поэтому я поставил ногу в эту лужу и держал ее
так, пока вся подошва, и каблук в особенности, не отпечатаются. К тому времени
почти вся кровь свернулась. Затем поставил ногу на след Стефани, решив любой
ценой отвести подозрения от нее. Я оставил еще кое-какие следы, так что теперь
они не могут не заподозрить меня. Оставалось только очутиться в другом штате,
чтобы наша полиция не смогла добраться до меня. Но тут младший свел на нет все
твои усилия. Я почувствовал, что необходимо предупредить его… как следует вести
себя. Мне показалось, что я ускользнул от полицейских хвостов, которые
преследовали меня в Лас-Вегасе. Но они ждали меня дома, и как только я вышел из
самолета, притащили сюда и начали допрашивать. Разумеется, я тут же заявил, что
буду отвечать на их вопросы только в присутствии моего адвоката.
– Ну ладно, – произнес наконец адвокат, – пора возвращаться
к этим хищникам. Но предупреждаю, говорить в основном буду я. Ты не раскрывай
рта, пока не разрешу… Да, учти, широкой огласки теперь не избежать. Это их
основной козырь, чтобы заставить тебя говорить. Придется смириться с этим. Ну
все. Пошли. Смелее.
Мейсон открыл дверь гардеробной, выключил свет, и они
вернулись в кабинет Гамильтона Бюргера.
– Ну? – спросил тот.
– Что вы хотите узнать? – спросил Мейсон.
– Мейсон, я хотел бы обратить ваше внимание на одну
фотографию. Вы наверняка видели ее в газетах. А теперь взгляните на оригинал,
который отличается от газетной фотографии.
Бюргер протянул адвокату матовую фотографию восемь на
десять, на которой была показана лужа крови и четкий отпечаток ноги.
– Что именно вас интересует?
– Нам хотелось бы получить ответ не от вас, а от вашего
клиента, мистер Мейсон. Мы хотели бы знать, не ваш ли это след, Гарвин?
Гарвин посмотрел на Мейсона, но тот улыбнулся и покачал
головой.
– Погодите, – сказал Бюргер, его лицо снова стало красным. –
Мы договорились с Гарвином, что будем действовать честно. По крайней мере, он
заявил, что будет давать показания, если ему предоставят возможность связаться
со своим адвокатом. Вы будете отвечать или не будете отвечать?!
– Предположим, что нет. Что тогда? – спросил Мейсон.
– Тогда вы оба пожалеете! – пригрозил прокурор, но тут же
перешел на спокойный тон: – Мне необходимо выяснить у вас, Гарвин, не были ли
вы три недели назад в сапожной мастерской на Моуберри-стрит, 918, и не ставили
ли резиновые набойки на новые ботинки?
– Можно отвечать, – разрешил Мейсон.
– Да, ставил.
– Сейчас я предъявлю вам ботинки и попрошу ответить, те ли
это ботинки, на которые были поставлены набойки.
Бюргер открыл ящик стола, достал оттуда ботинки и протянул
их Гарвину.
– Откуда они у вас? – удивился Гарвин.
– Не важно. Ваши?
Гарвин взял ботинки и внимательно оглядел их. На одном
имелись темно-синие пятна.
– Да, мои.
– К вашему сведению, – продолжал Бюргер, – эти ботинки были
обработаны бензидином для обнаружения следов крови. Эти пятна выступили там,
где реакция на кровь оказалась положительной. В связи с этим прошу вас
ответить, каким образом кровь попала на ваш ботинок.
– В данный момент мне нечего сказать по этому поводу.
– Хорошо, – поморщился Бюргер, – теперь я покажу вам цветную
фотографию, – и протянул ее Мейсону. – Посмотрите на нее внимательно, Мейсон, и
скажите, что вы видите?