Я медленно открыл рот и заговорил. По-французски сказал, что
в этом теле нахожусь я, Лестат де Лионкур, что все в порядке. Эксперимент
сработал! Пошел первый час, этот дьявол Джеймс исчез, и все получилось! Теперь
в глазах показалось кое-что от моей былой свирепости; а улыбнувшись, я по
меньшей мере несколько секунд наблюдал свою собственную озорную натуру, пока
улыбка не угасла, уступив место озадаченному, удивленному выражению.
Я повернулся и посмотрел на собаку – она сидела рядом,
подняв ко мне голову, и всем своим видом демонстрировала полное довольство.
– Откуда ты знаешь, что это я? – спросил я. – А не
Джеймс?
Он наклонил голову набок и чуть-чуть шевельнул ухом.
– Ладно, – сказал я. – Пора кончать со слабостью и
безумием. Пошли!
Я направился к темному холлу, когда правая нога неожиданно
подогнулась и я тяжело сполз на пол, шаря по нему левой рукой, чтобы задержать
падение, голова ударилась о мраморный камин, а локоть стукнулся о мраморную
плиту, отчего взорвался резкой вспышкой жестокой боли. На меня с грохотом
посыпались каминные приспособления. Но это было еще не все – я задел нерв в
локте, и по руке разливалась огненная боль.
Я перевернулся на живот и ненадолго застыл в ожидании, что
боль пройдет. Только тогда обратил я внимание на пульсирующую боль в голове. Я
потрогал ее и почувствовал, что волосы намокли от крови. Кровь!
Великолепно! Как повеселился бы Луи! Я вскарабкался на ноги,
боль шевельнулась и двинулась вправо, за лоб, как гиря, попавшая мне в голову;
я ухватился за каминную доску и выпрямился.
На полу передо мной лежал один из многочисленных
замысловатых ковриков. Убийца. Я оттолкнул его ногой прочь с дороги,
развернулся и очень медленно и осторожно вышел в холл.
Но куда я иду? И что собираюсь делать? Внезапно меня
осенило. У меня переполнен мочевой пузырь, и после падения он начал причинять
мне новые неудобства. Необходимо сходить в туалет.
Разве где-то поблизости не было ванной? Я нашел выключатель
на стене холла и включил люстру. Я долго разглядывал маленькие лампочки – их
было штук двадцать, – сознавая, что они дают вполне достаточно света, что
бы я по этому поводу ни думал; но ведь мне никто не запрещал зажечь весь свет в
доме.
Этим я и занялся. Я прошелся по гостиной, по небольшой
библиотеке и по холлу, расположенному в задней части дома. Свет не переставал
меня разочаровывать, ощущение мрачности не исчезало. Не в состоянии отчетливо
видеть предметы, я чувствовал себя обескураженным и встревоженным.
Наконец я осторожно и медленно двинулся вверх по лестнице, с
каждой секундой опасаясь потерять равновесие или споткнуться, к тому же меня
смутно раздражала легкая боль в ногах. Ну что за длинные ноги!
Оглянувшись на холл, я онемел. Если отсюда упасть,
разобьешься насмерть!
Я повернулся и вошел в небольшую тесную ванную, где быстро
нашел выключатель. Мне нужно было в туалет, просто необходимо, а я не делал
этого вот уже двести лет.
Я расстегнул молнию на современных брюках и извлек оттуда
член, поразивший меня своей вялостью и размером. Размер, естественно, меня
устраивал. Кто же не хочет, чтобы этот орган был побольше? Что приятно, здесь
было совершено обрезание. Но вялость его вызвала во мне особенное отвращение, и
не хотелось даже дотрагиваться до него. Пришлось напомнить себе, что по
стечению обстоятельств этот орган принадлежит мне. Весело!
А что это за запах от него исходит, и чем пахнут волосы
вокруг него? Да, это тоже твое, детка! Давай, работай.
Я закрыл глаза, очень неточно и, наверное, слишком сильно
надавил, и вырвавшаяся из него большая вонючая дуга мочи опустилась мимо
унитаза на белое сиденье.
Вот мерзость. Я попятился, прицелился получше и с
тошнотворным увлечением пронаблюдал за тем, как моча наполняет унитаз, как на
поверхности образуются пузырьки, как запах усиливается, усиливается и наконец
становится таким тошнотворным, что я больше не в силах его выносить. Наконец
пузырь опустел. Я засунул эту вялую мерзость обратно в штаны, застегнул молнию
и захлопнул крышку унитаза. Я дернул за рычаг. Моча исчезла, за исключением
брызг, расплескавшихся по сиденью и по полу.
Я попробовал вдохнуть поглубже, но от мерзкого запаха было
не скрыться. Сообразив, что руки пахнут столь же отвратительно, я поспешил
открыть кран, схватил мыло и принялся за работу. Снова и снова намыливал я
руки, но никак не мог увериться, что они действительно чистые. Кожа была куда
более пористой, нежели моя сверхъестественная плоть, она показалась мне
грязной; я принялся стаскивать уродливые серебряные кольца.
Даже мыльная пена не заставила их слезть. Я призадумался.
Да, ублюдок носил их еще в Новом Орлеане. Наверное, он сам не мог их снять, а
теперь они достались мне! Никакого терпения не хватает, но ничего не поделаешь,
придется искать ювелира, который сумеет их снять при помощи пилки, напильника
или еще какого-нибудь инструмента. От одной этой мысли я так разволновался, что
все мускулы напряглись в болезненном спазме, а затем расслабились. Я мысленно
приказал себе успокоиться.
Я прополоскал руки, причем несколько раз, потом схватил
полотенце и вытер, содрогаясь от вида их пористой текстуры и следов грязи
вокруг ногтей. Господи Боже, ну почему этот дурак не мыл руки как следует?
Потом я взглянул в зеркальную стену в другом конце ванной и
увидел по-настоящему мерзостное зрелище. Большое влажное пятно на штанах
спереди. Этот тупой орган еще не высох, когда я запихивал его внутрь!
Что ж, в былые дни меня не беспокоили такие вещи, правда?
Но, с другой стороны, я был грязным деревенским дворянином, который принимал
ванну только летом или же когда ему взбредало в голову прыгнуть в горный
родник.
И речи быть не может о пятне мочи на брюках! Я вышел из
ванной, обошел терпеливого Моджо, лишь бегло потрепав его по голове, и
направился в хозяйскую спальню; распахнув дверцы платяного шкафа, я нашел новую
пару брюк, кстати сказать, получше, из серой шерсти, скинул ботинки и
переоделся.
Так, что теперь? Нужно найти что-нибудь поесть, решил я. И
осознал, что голоден! Да, точно, вот в чем еще одна причина того ощущения
неудобства, которое я испытывал с начала моей недолгой саги, – дело не
только в переполненном мочевом пузыре и общем ощущении тяжести.
Поесть. Но если поесть, знаешь, что будет? Придется
вернуться в эту ванную – или в какую-нибудь другую ванную – и освободиться от
переваренной пищи. При этой мысли меня чуть не вывернуло наизнанку.
Меня действительно так затошнило, когда я представил себе
вид человеческих экскрементов, выходящих из моего тела, что сначала я думал,
меня вырвет по-настоящему. Я тихо сел в ногах низкой современной кровати и
постарался обуздать эмоции.