— Спелись, не правда ли? — В голосе слышалась радость. —
Ради тебя. Только ты должен кое-что сделать.
— Что?
— Ты должен позвонить девочкам, они просто с ума сходят.
Особенно Илзе. Хорошо?
— Хорошо. И вот что, Пэм…
— Что, дорогой?
Я уверен, что последнее слово она произнесла автоматически,
не думая, как оно будет воспринято. Хотя… пожалуй, она испытала то же самое,
когда ласкательное имя прилетело к ней из Флориды, и ласки в нём с каждой милей
становилось всё меньше.
— Спасибо.
— Всегда рада помочь.
Мы попрощались и закончили разговор без четверти
одиннадцать. В ту зиму время бежало особенно быстро вечерами, которые я
проводил в «Розовой малышке» (стоя у мольберта, удивляясь, с какой скоростью
блёкнут на западе закатные цвета), а медленнее всего — в это утро, когда я не
стал более откладывать на потом и другие телефонные звонки. Я набирал номера
один за другим, будто глотал прописанные таблетки.
Взглянув на лежащую на коленях трубку радиотелефона, я
пробурчал: «Чёрт бы тебя побрал», — и начал набирать следующий номер.
v
— Галерея «Скотто», это Элис. — Весёлый голос, к которому я
уже привык за последние десять дней.
— Привет, Элис. Эдгар Фримантл.
— Да, Эдгар? — Весёлость сменилась осторожностью. Слышались
ли нотки осторожности в её голосе раньше? Я их игнорировал?
— Если у вас есть пара минут, я бы хотел поговорить о том, в
каком порядке мы будем показывать слайды на лекции.
— Да, Эдгар, давайте поговорим. — Я буквально услышал вздох
облегчения. И почувствовал себя героем. Разумеется, почувствовал и мерзавцем.
— Блокнот у вас под рукой?
— Будьте уверены.
— Хорошо. В принципе хотелось бы показывать их в
хронологическом порядке…
— Но я не знаю хронологии. Я пыталась сказать вам…
— Понимаю, и сейчас хочу продиктовать вам весь список. Но,
Элис, первый слайд выбьется из хронологического ряда. Начнём мы с «Роз,
растущих из ракушек». Записали?
— «Розы, растущие из ракушек», записала. — Второй раз после
нашей встречи я слышал в голосе Элис неподдельную радость.
— Теперь карандашные рисунки… — Мы проговорили следующие
полчаса.
vi
— Oui, allo?
[124]
Я молчал. Французский сбил меня с мысли. Тот факт, что
трубку снял молодой мужчина, потряс ещё сильнее.
— Alio, alio? — Нотки нетерпения. — Qui est a
l'appareil?
[125]
— М-м-м, может, я ошибся номером. — Я чувствовал себя не
просто говнюком, но моноязычным американским говнюком. — Я хотел поговорить с
Мелиндой Фримантл.
— D'accord,
[126]
вы набрали правильный номер, — потом, уже
не в трубку: — Мелинда! C'est ton papa, je crois, cherie.
[127]
Трубка со стуком куда-то легла. Перед моим мысленным взором
тут же возник образ (очень чёткий, очень политически некорректный и скорее
всего навеянный упоминанием Пэм книжек-картинок, которые я когда-то рисовал для
маленькой больной девочки): большой говорящий скунс в берете, мсье Пепе ле Пю,
расхаживает по pension (если именно этим словом обозначается маленькая
однокомнатная квартира в Париже) моей дочери, а над его белополосой спиной
поднимаются волнистые линии свойственного ему аромата.
Потом трубку взяла Мелинда, похоже, необычайно
взволнованная, чего с ней никогда не случалось.
— Папа? Папуля? У тебя всё в порядке?
— Всё отлично, — ответил я. — Это твой сосед по комнате? — Я
шутил, но по не свойственному ей молчанию понял, что, сам того не желая, попал
в десятку. — Впрочем, не важно, Линии. Я просто…
— …подтруниваешь надо мной, так? — Я не мог сказать, то ли
ей весело, то ли она начинает злиться. Связь, конечно, была хорошая, но не
настолько, чтобы улавливать все интонации. — Если на то пошло, да.
Подтекст сомнений не вызывал, прозвучал ясно и чётко:
«Собираешься закатить мне скандал?» Но у меня и в мыслях такого не было.
— Я рад, что у тебя появился друг. У него есть берет?
К моему безмерному облегчению, Линии рассмеялась. С ней я
никогда не знал наперёд, какая шутка сработает: чувство юмора у неё было таким
же непредсказуемым, как и вторая половина апрельского дня.
— Рик! — позвалаона. — Mon pара… — дальше я не разобрал,
потом услышал: —…si tu portes un beret?
[128]
До меня донёсся далёкий мужской смех. «Ох, Эдгар, — подумал
я. — Даже из-за океана ты уже ведёшь их под венец, реrе fou
[129]
».
— Папуля, у тебя всё хорошо?
— Отлично. Как твоя стрептококковая инфекция?
— Думаю, я иду на поправку.
— Я только что говорил по телефону с твоей матерью. Ты
получишь официальное приглашение на эту выставку. Она говорит, что ты приедешь,
и я страшно волнуюсь.
— Ты волнуешься? Мама прислала мне несколько фотографий, и я
жду не дождусь этой выставки. Где ты научился так рисовать?
Сегодня это был самый популярный вопрос.
— Здесь.
— Картины потрясающие. Остальные такие же хорошие?
— Приезжай, и всё увидишь сама.
— Рик может приехать?
— У него есть паспорт?
— Да…
— Он даст обещание не смеяться над твоим отцом?
— К старшим он относится очень уважительно.
— Тогда, разумеется, он может приехать, при условии, что на
авиарейсы проданы не все билеты, и вы согласны спать в одном номере… но,
полагаю, это как раз не проблема.
Она завизжала так громко, что заболело ухо, но трубку я
отдёргивать не стал. Давно уже я не слышал, чтобы Линии Фримантл так
реагировала на мои слова или дела.