– Согласен. Мне все понятно.
– Нет, – покачал головой Блокер, – тебе ничего не понятно.
Но ты поймешь.
***
Следующие две недели буквально вылетели из памяти. Помню,
что шел за грузовиком, захватывал лопатой горячий асфальт, укладывал его на
выбоины, трещины, утрамбовывал и шел дальше за грузовиком, пока тот не
останавливался у следующей прорехи в дорожном полотне. Случалось, что мы
работали на главной улице Лас-Вегаса, Стрипе, и я слышал серебряный звон монет,
которые сыпались, когда кому-то выпадал джек-пот. Этот звон просто стоял у меня
в голове. Я поднимал голову и видел, как Гарви Блокер смотрит на меня странным
и вместе с тем сочувствующим взглядом, причем его лицо колышется в волнах
жаркого воздуха, поднимающегося от нагретого асфальта. Иногда я смотрел на
Тинкера, сидящего под парусиновым тентом, покрывающим кабину его бульдозера, и
тогда негр поднимал часы моего прадеда и покачивал их на цепочке, а они
отбрасывали серебряные блики.
Самым главным было не потерять сознания, не упасть в
обморок, как бы плохо мне ни было. Я продержался весь июнь, затем первую педелю
июля. И вот однажды Блоке? подошел ко мне во время обеденного подрыва, когда я
дрожащими руками держал сандвич. По большей части дрожь не покидала меня до
десяти вечера. Это из-за жары. Приходилось выбирать – дрожать или падать в
обморок, тогда я вспоминал про Додана и решал: лучше уж дрожать.
– Ты все еще не стал сильным, приятель, – сказал мастер.
– Нет, – согласился я. – Но, как принято говорить, ты бы
посмотрел на материал, с которого я начал.
– Я все время оглядываюсь на тебя и жду, что увижу, как ты
лежишь посреди мостовой, а ты все не падаешь. Но ты не выдержишь.
– Выдержу.
– Не выдержишь. Будешь так идти с лопатой за грузовиком,
наверняка сломаешься.
– Нет.
– Впереди самая жаркая часть лета, приятель. Тинк зовет ее
сковородкой.
– Я справлюсь.
Он достал что-то из кармана. Это были часы моего прадеда. Он
бросил их мне на колени.
– Забирай свои дерьмовые часы, – сказал он, не скрывая
отвращения. – Мне они не нужны.
– Но ведь мы заключили с тобой сделку.
– Я расторгаю ее.
– Если ты уволишь меня, я обращусь в суд, – предупредил я. –
Ты подписал мое заявление. Ты…
– Я не увольняю тебя, – сказал он и отвернулся. – Тинк
научит тебя управлять экскаватором.
Я долго смотрел на него, не зная, что сказать. Моя классная
комната, где я учил третьеклассников, такая прохладная и уютная, еще никогда не
казалась мне столь далекой.., и все-таки я не имел ни малейшего представления о
том, как думают люди вроде Блокера или что он имел в виду, когда говорил со
мной. Я знал, что он одновременно восхищался мной и презирал меня, но не мог
понять, почему.
А какое тебе до этого дело, милый? – внезапно услышал я
голос Элизабет внутри себя. Тебе нужно заниматься Доланом, Помни о Долине.
– Зачем это тебе нужно? – спросил я его наконец.
Он посмотрел на меня, и я увидел по его лицу, что в нем
борются два чувства – изумления и ярости. И все-таки мне показалось, что верх
одерживает ярость.
– Не могу понять, приятель, что с тобой происходит. За кого
ты меня принимаешь?
– Я не…
– Неужели ты думаешь, что я хочу твоей смерти из-за этих
дерьмовых часов? Ты действительно так считаешь?
– Извини меня.
– Извини, извини. Не встречал еще несчастнее идиота. Я
спрятал в карман часы моего прадеда.
– Понимаешь, приятель, ты никогда не станешь сильным. Есть
люди и растения, которые выдерживают жар солнца и становятся крепче от этого. А
есть такие, что вянут и гибнут. Вот ты погибнешь. Ты это хорошо понимаешь – и
все-таки отказываешься работать в тени. Почему? Почему ты так насилуешь себя?
– На то у меня есть причина.
– В этом я ничуть не сомневаюсь. И пусть Господь Бог поможет
тому, кто встанет у тебя на пути. С этими словами он ушел. Типкер направился ко
мне, улыбаясь до ушей. – Как ты, сумеешь управлять экскаватором?
– Пожалуй, – ответил я.
– Я тоже так думаю, -заметил он. – Старина Блоке питает к
тебе слабость, только не знает, как выразить это.
– Да, я обратил на это внимание.
– А ведь ты настойчивый сукин сын, а? – засмеялся Типкер.
– Надеюсь, – согласился я.
До конца лета я управлял экскаватором, и когда осенью
вернулся в школу почти такой же черный, как сам Тинк, остальные учителя
перестали надо мной смеяться. Иногда они искоса посматривали на меня, когда я
проходил мимо, по больше не смеялись.
У меня была своя причина. Именно так я объяснил свое желание
работать на ремонте шоссе. Я провел это страшное лето не из-за каприза. Мне
было необходимо снова обрести форму. Для того чтобы вырыть могилу для мужчины
или женщины, не обязательно прибегать к таким решительным мерам, но я имел в
виду не мужчину и не женщину.
Я собирался похоронить этот проклятый «кадиллак». К апрелю
следующего года я числился в списке получателей печатных материалов Дорожного
управления штата Невада. Ежемесячно я получал бюллетень «Дорожные знаки
Невады». Большинство материалов в нем я только просматривал: там речь шла о
финансировании предстоящих работ по улучшению дорожной сети, о дорожном
снаряжении, которое продавалось и покупалось, законах, принятых конгрессом
штата и касающихся борьбы с эрозией и наступлением песчаных дюн. Больше всего
меня интересовало то, что находилось на паре последних страниц бюллетеня. В
этом разделе, именуемом «Графиком работ», перечислялись сроки и места
проводимого ремонта на каждом участке. Особенно важной для меня была та его
часть, которая называлась «Перпол» – перестилка полотна. Из опыта работы с
командой Гарви Блокера я знал, что именно в этих случаях чаще всего приходится
устраивать объезды. Чаще всего, но не всегда – далеко не всегда. Дорожная
комиссия прибегает к этой мере лишь в том случае, когда нет другого выхода. Но
я не сомневался, что рано или поздно эти шесть букв прозвучат для Додана
смертным приговором. Всего шесть букв, которые я постоянно видел во сне:
«Перпол».
Это будет совсем не просто и скорее всего наступит не скоро.
Я знал, что мне придется, возможно, ждать несколько лет, а тем временем кто-то
другой может прикончить Додана. Он был плохим человеком, а такие люди ведут
опасную жизнь. Для того чтобы все произошло именно так, как.