И тут я мгновенно вернулся в реальный мир. «Кадиллак» Додана
был прямо передо мной, на обочине пыльной проселочной дороги. Одна из шин –
самозатягивающаяся или нет – спустила. Нет, даже не спустила. Она просто
лопнула и соскочила с диска колеса. По-видимому, виной тому был острый камень,
торчащий на дороге наподобие миниатюрной танковой надолбы. Один из
телохранителей устанавливал домкрат под переднюю часть машины. Второй –
чудовище с поросячьим лицом, по которому из-под короткой прически катился пот,
– стоял наготове рядом с Доланом. Как видите, они не рисковали даже посреди
пустыни.
Сам Долан стоял в стороне от автомобиля, стройный и
подтянутый, в рубашке с расстегнутым воротом, темных легких брюках, и его
серебряные волосы развевались на ветру. Он курил сигарету и наблюдал за своими
людьми, словно находился не в пустыне, а где-то в ресторане, бальном зале или,
может быть, в чьей-то гостиной.
Наши глаза встретились через ветровое стекло моей машины, и
он равнодушно отвернулся, не узнав меня, хотя семь лет назад видел мою особу
(тогда у меня еще были волосы! ) на предварительном следствии, когда я сидел
рядом с женой.
Мой ужас при виде «кадиллака» исчез, и вместо этого меня
охватила дикая ярость.
Мне хотелось наклониться вправо, опустить стекло с
пассажирской стороны и крикнуть: «Как ты смел забыть меня? Выбросить меня из
своей жизни?» Но это был бы поступок безумца. Наоборот, очень хорошо, что он
забыл обо мне, прекрасно, что я выпал из его памяти. Уж лучше быть мышью под
стеклянной панелью, перекусывающей, электрическую проводку. Или пауком, висящим
высоко под потолком, раскидывая свою паутину.
Телохранитель, обливающийся потом у домкрата, сделал мне
знак, призывая остановиться, но Долан был не единственным человеком, способным
не обращать внимания на окружающих. Равнодушно выглянул, как он размахивал
рукой, мысленно пожелав ему сердечного приступа или инфаркта, а лучше и то и
другое одновременно. Я проехал мимо – по моя голова раскалывалась от боли, и на
несколько мгновений горы на горизонте как-то странно вздрогнули.
Будь у меня пистолет! Будь у меня только пистолет! Я мог бы прикончить
этого мерзкого лживого человека – будь у меня только пистолет!
Через несколько миль восторжествовал здравый смысл. Если бы
у меня был пистолет, единственное, чего мне удалось бы добиться, – собственной
смерти. Будь у меня пистолет, я бы отозвался на сигнал охранника, работавшего с
домкратом, остановил машину, вышел из нее и начал поливать пулями пустынный
ландшафт. Не исключено, что я мог бы даже ранить кого-то. Затем меня убили бы,
закопали бы в неглубокой могиле, и Долан все так же продолжал бы ухаживать за
красивыми женщинами и совершать поездки в своем серебристом «кадиллаке» между
Лас-Вегасом и Лос-Лиджелесом. Тем временем дикие звери пустыни раскопали бы мои
останки и дрались бы из-за них под холодным светом луны. Я не отомстил бы за
смерть Элизабет – просто никоим образом.
Телохранители, сопровождавшие Долана, – профессиональные
убийцы, а я – профессиональный преподаватель начальной школы.
Это тебе не кино, напомнил я себе, выезжая снова на шоссе.
Мимо промелькнул оранжевый щит с надписью: «Конец строительных работ. Штат
Невада благодарит вас!» Я мог бы допустить ошибку, перепутав кино с реальной
жизнью, предположив, что лысый школьный учитель, обладающий к тому же изрядной
близорукостью, способен превратиться в полицейского, в «Грязного Гарри». При
любых обстоятельствах ни о какой мести не может быть речи – сплошные мечтания.
А свершится ли она вообще, эта месть? Моя мысль о (фальшивом объезде была такой
же романтичной и далекой от дальности, как и желание выскочить из старого
«бьюика» и осыпать врагов пулями. В последний раз я стрелял из малокалиберной
винтовки, когда мне было шестнадцать, и ни разу в жизни не держал в руке
пистолет.
Такое покушение невозможно без группы единомышленников –
даже тот фильм, что я смотрел, при всей свой романтичности ясно это доказывал.
Там действовали восемь или девять бандитов, разделившихся на две группы,
поддерживающие между собой связь с помощью портативных раций. Более того, в
операции принимал участие даже небольшой самолет. Он барражировал над шоссе,
чтобы убедиться, что поблизости нет других автомобилей, когда броневик
приблизится к месту поворота для «объезда».
Замысел кинофильма был, несомненно, придуман каким-нибудь
тучным сценаристом, сидящим с бокалом коктейля в руке возле своего бассейна, у
столика, на котором красуется щедрый набор карандашей и комплект сюжетов по
Эдгару Уоллесу. И даже этому сценаристу понадобилась целая армия людей, чтобы
осуществить свой замысел. Я был один.
Нет, из этого ничего не выйдет. Это был всего лишь фальшивый
проблеск фантазии, такой же, как и многие другие, появлявшиеся у меня на
протяжении нескольких лет: как, например, пустить ядовитый газ в систему
кондиционирования воздуха в доме Додана, или подложить бомбу в его особняк в
Лос-Анджелесе, или, может быть, приобрести какое-то по-настоящему смертоносное
оружие – базуку, например – и превратить его проклятый серебристый «кадиллак» в
огненный шар, катящийся на восток к Лас-Вегасу или на запад по шоссе 71 в
сторону Лос-Анджелеса. О таких мечтах лучше забыть. -Но они не покидали меня.
Захвати его врасплох, отрежь от остальных, шептал голос
Элизабет. Отдели его, подобно тому как опытная овчарка отгоняет овцу от стада
по команде своего хозяина. Загони его в пустоту и убей. Убей их всех.
Нереально. Если бы спросили мое мнение, я сказал бы, Что по
крайней мере человек, сумевший остаться в живых так долго, как Долан, обладает,
по всей видимости, тонким; чувством опасности, умеет выживать. Это чувство
настолько тонко, что практически переходит в паранойю. Долан и его
телохранители сейчас же разгадают трюк с объездом.
Но ведь они свернули с шоссе в тот раз, напомнил голос
Элизабет. Они даже не колебались. Они последовали по проселочной дороге
послушно, как овечки.
Но я знал – да, каким-то образом я знал! – что люди,
подобные Долану, больше походящие на волков, чем на людей, обладают шестым
чувством, когда заходит речь об опасности. Я мог украсть настоящие щиты с
подлинным указанием объезда с какого-то склада дорожного оборудования и
установить их должным образом. Я мог даже добавить флюоресцирующие конусы и
дымящие котелки, испускающие черный дым. Я мог сделать все это, но Долан все равно
почувствует мой запах пота – свидетельство моей нервозности. Почувствует через
пуленепробиваемые стекла своего «кадиллака». Закроет глаза и вспомнит имя
Элизабет в той полости, полной ядовитых змей, что заменяла ему мозг.
Голос Элизабет стих, и я подумал, что сегодня больше не
услышу его. Как вдруг, когда Лас-Вегас показался на горизонте – голубой, в
дымке, колышущейся на дальнем краю пустыни, – ее голос снова заговорил со мной.
А ты не пытайся обмануть их фальшивым объездом, услышал я.
Обмани их чем-то более похожим на настоящее.