Посмотри… – Наклонившись вперед, он оперся на руки и колени
и опустил алмаз между двумя прозрачными облаками. Бог точно рассчитал падение
камня, и тот упал на дорогу, по которой шел Раму.
Алмаз был таким большим и тяжелым, что, будь Раму помоложе,
он, несомненно, услышал бы, как он ударился о землю, однако слух у Раму сдал за
последние годы, равно как и легкие, спина и почки. Только зрение оставалось у
него таким же острым, как и прежде, когда ему был двадцать один год.
Тем временем Раму поднимался по дороге на пригорок, ничего
не зная об огромном алмазе, который лежал, сверкая и светясь, в туманном сиянии
солнечного света по другую сторону вершины. Остановившись и все так же опираясь
на свою палку, Раму глубоко вздохнул, и вздох его перешел в жестокий кашель.
Держась за палку обеими руками, Раму старался унять приступ, и в тот самый миг,
когда кашель стал ослабевать, палка – старая и сухая и почти такая же
сносившаяся, как сам Раму, – сломалась с сухим треском, и старик упал лицом в
пыль.
Он лежал в пыли, глядя на небо, и не понимал, почему Бог так
жесток к нему.
«Я пережил всех, кого любил, – думал он, – но не тех, кого
ненавижу. Я стал таким старым и безобразным, что собаки лают на меня, а дети
бросают в меня камни. За последние три месяца мне не удалось съесть ничего,
кроме объедков, и уже десять лет я не могу вкусно пообедать в кругу семьи и
друзей. Я странник на лице Земли, у меня нет своего дома. Сегодня я буду спать
под деревом или под забором, и у меня не будет крыши, чтобы укрыться от дождя.
Я весь в струпьях, боль в спине не отпускает, а когда я мочусь, то вижу кровь
там, где ее не должно быть. Мое сердце так же пусто, как миска для подаяний».
Раму медленно встал, не подозревая, что впереди за
пригорком, меньше чем в шестидесяти футах, от его по-прежнему острого взгляда
скрыт самый большой в мире алмаз. Он посмотрел на ясное голубое небо.
– Господи, как я несчастен, – произнес он. – У меня нет
ненависти к Тебе, но я боюсь, что Ты не друг ни мне, ни всем остальным людям.
Сказав это, он почувствовал себя немного лучше и поплелся
дальше, остановившись лишь для того, чтобы поднять более длинную часть
сломавшейся палки. Так он ковылял, упрекая себя за излишнюю жалость к себе и за
свою неблагодарную молитву.
«Ведь мне есть за что благодарить Господа, – решил он. –
Во-первых, день на редкость прекрасен, а во-вторых, хотя мое здоровье и
пошатнулось, зрение по-прежнему позволяет мне видеть все. Подумать только, ведь
я мог бы и ослепнуть!»
Чтобы представить себе это, Раму смежил веки и двинулся
вперед, нащупывая дорогу обломком палки, как это делает своей тростью слепой.
Он погрузился в беспросветную тьму, он не видел ни зги. Скоро Раму потерял
представление о том, идет ли он в прежнем направлении, как и раньше, или
свернул к обочине дороги и вот-вот свалится в канаву. Мысль о том, что при этом
станете его старыми хрупкими костями, испугала его, но Раму не открыл глаз,
продолжая неуверенно переставлять ноги.
– Вот именно то, что отучит тебя от неблагодарности, старик,
– сказал он себе. – Ты проведешь остаток дня, вспоминая, что хотя ты и нищ, но
все же не слеп, и потому будешь чувствовать себя счастливым!
Раму не свалился в канаву ни по одну сторону дороги, ни по
другую, но постепенно стал забирать вправо, а, миновав вершину, пошел вдоль
обочины, так что громадный алмаз остался, сверкая, лежать в пыли, хотя левая
нога Раму ступила меньше чем в двух дюймах от него.
Ярдов через тридцать Раму раскрыл веки. Яркий летний свет
хлынул ему в глаза, и ему показалось, что этот свет проникает даже в мозг. С
радостью посмотрел он на голубое небо, на пыльные желтые поля, на утоптанную
серебряную ленту дороги, по которой шел. Раму улыбнулся, заметив, как птица
перелетает с одного дерева на другое, и хотя он ни разу не оглянулся на
огромный алмаз, лежащий совсем близко позади, болячки и хвори отступили.
– Благодарю тебя, Господи, за зрение! – воскликнул он. –
Спасибо -Всевышнему и за это! Может, я увижу на дороге что-нибудь ценное –
старую бутылку, которую можно продать на базаре за деньги, или даже монету, но
даже если я ничего не увижу, буду смотреть сколько захочу. Спасибо Тебе,
Господи, за зрение! Спасибо за то, что Ты есть!
И с этими словами, довольный, он пошел дальше, оставив алмаз
на дороге. Тогда Бог протянул руку и, подобрав алмаз, вернул его на прежнее
место под горой в Африке, откуда достал. Затем, словно вспомнив что-то (если
про Бога можно сказать» что Он что-то вспомнил), Бог отломил ветку железного
дерева и бросил ее на дорогу, что вела в Чандрапур, точно так же, как он бросил
алмаз.
– Разница в том, – сказал Бог Уриэлю, – что наш друг Раму
заметит ветку и она послужит ему палкой до конца его жизни.
Уриэль с сомнением посмотрел на Бога (как почти всякий –
даже архангел – может смотреть на пылающее лицо).
– Вы преподали мне урок, Господи?
– Не знаю, – вежливо отозвался Бог. – Ты так считаешь?