— Сделаю, что смогу. Что рассказал тебе Абрахамс?
— Арнет увидела кровь под дверью. Они вызвали наряд и
вошли. Обыскали квартиру и некоего Эвери Сибрука не обнаружили. Кровать была не
застелена, и кровавый след начинался от постели.
— Не просто из спальни — от постели, — уточнила я.
Он кивнул.
— Её идентифицировали?
Странно, что он не спросил, кого «её».
— Сумочка рядом с кроватью, там же аккуратно сложенная
одежда. Салли Кук, возраст двадцать четыре, рост пять футов три дюйма, а весу в
водительском удостоверении женщин я не верю.
— Это да, женщины убавляют вес, зато мужчины прибавляют
дюйм-другой роста.
Он усмехнулся:
— У нас не хватает ума помнить, какой у нас на самом
деле рост.
Я улыбнулась в ответ и подавила желание ткнуть его в плечо.
Он умеет поднять мне настроение даже на осмотрах места преступления.
— Я заметил, что ты устроила отжимание на пальчиках,
осматривая тело. Ты же узор крови нарушаешь.
— Я не отжималась на пальчиках, а трогала по минимуму.
Зато я теперь знаю, отчего она истекла кровью — по крайней мере, частично.
— Рассказывай.
Он начинал манерой походить на Дольфа. Это не плохо, просто
меня слегка нервирует.
— У неё частичный след укуса глубоко внутри бедра.
Похоже, проколота бедренная артерия.
— Почему ты говоришь — «частичный»? Либо он её укусил,
либо нет.
Я пожала плечами:
— Укусить-то укусил, но выглядит почти так, что, когда
он начал, она либо выдернулась, либо он не смог закончить. За отсутствием
лучшей аналогии, это как укус змеи. Если она не ядовита, то лучше не
выдёргиваться. Клыки у вампиров не так сильно загнуты, как у большинства змей,
но все же, если дёрнуться, порвёшь себя сильнее, чем если постараешься её от
себя отцепить не слишком резко.
— Отдёрнуться от того, что тебя укусило — это инстинкт,
Анита.
— Я не спорю, Зебровски, я только говорю, что это
неудачное решение. Порвёшь сам себя.
— Значит, он её укусил, она дёрнулась, и при этом
порвалась бедренная артерия. Ты хочешь сказать, что он не собирался её убивать?
Я пожала плечами:
— Я хочу сказать, что изойти кровью из разорванной
бедренной артерии можно за двадцать минут, если не меньше. Мало кто это
понимает.
— Анита, не морочь мне голову.
— В смысле?
— Я главное под конец приберёг. У неё тут сумка, а в
ней — что-то чертовски похожее на костюм стриптизерши. Сплошные кружева и почти
ничего кроме. Если она стриптизерша, то это один из наших вампиров. Но ты
сейчас говоришь, что он её не собирался убивать. Если так, то он не тот, кого
мы ищем. Я запустил процесс выписки на твоё имя ордера на ликвидацию его к
чёртовой матери. А мне бы очень не хотелось, чтобы ты убила не того.
Я покачала головой:
— За её смерть он отвечает, Зебровски. Согласно букве
закона, он в любом случае покойник. Если он входит в нашу команду серийных
убийц, он покойник. Если он ей случайно проколол бедренную артерию и не
сообразил позвонить 911, запаниковал, либо рассвет его застукал, и он не успел
закончить дело — как бы там ни было, случайно или намеренно, а закон гласит:
если вампир убивает человека с помощью своего укуса, это убийство. Обвинения в
«законном человекоубийстве» для вампира не существует.
Зебровски посмотрел на меня, и глаза за очками с проволочной
оправой глядели очень серьёзно.
— Ты считаешь, это была случайность?
Я снова пожала плечами.
— Если бы он хотел порвать бедренную артерию, укус был
бы другой, более энергичный. Я много видала жертв вампиров, Зебровски, много.
Похоже, это новичок, который ещё не знает, как клыками работать. Мертвец хотя
бы с двухлетним стажем таких ошибок допускать не должен.
— Значит, это он сделал намеренно.
Я вздохнула:
— Что-то меня все больше и больше интересует, как
воспитывают малышей-вампиров в Церкви Вечной Жизни.
— К чему ты это?
— К тому, что я считала их систему обучения похожей на системы
ментора и ученика у оборотней. Ту систему я знаю. Новичков учат охотиться и
убивать чисто и экономно.
— Ты хочешь настучать на своих мохнатых друзей? —
спросил он, и улыбка его была недостаточно широкой, чтобы я не тревожилась по
поводу этого замечания.
— Животных, Зебровски, животных. Жан-Клод не обратил ни
одного нового вампира с тех пор, как я с ним, но я видала других вампиров,
мёртвых уже два года, и они не новички. Не эксперты, конечно, но это — ошибка
начинающего. Помнишь слова Джека Бенчли, что им дают жертв, но чисто, аккуратно
и совсем не интересно?
— Ага.
— А что если питьё из бедренной артерии, с внутренней
стороны бедра, считается слишком запретным, слишком сексуальным, чтобы церковь
учила этому своих прихожан?
— И что?
— Слыхал теорию, что если подросткам не рассказывать о
сексе, то они сами о нем думать не станут?
— Ага, — ответил он, улыбнулся и покачал
головой. — Как человек, бывший когда-то мальчишкой-подростком, и у
которого через некоторое время будет своих двое подростков, скажу: теория
хорошая, но на самом деле все не так.
— Я это тоже знаю, но что если церковь похожа в этом на
правых консерваторов? Если об этом не говорить, не рассказывать новым маленьким
вампирам о плохих вещах, они этого делать не будут и даже думать об этом сами
не станут.
— Питьё с внутренней стороны бедра — для церкви это
слишком похоже на оральный секс, — сказал Зебровски, и насмешки не было в
его голосе. Он был на работе, думал вслух.
— Вот именно, — кивнула я.
— Но Эвери, наш вампир-новичок, об этом подумал,
попытался это сделать, но не знал, как.
— Да, а так как не слыхал ничего об этом, то и не знал,
насколько это опасно. Как молодые девки-старшеклассницы залетают, потому что
вместо презервативов используют обёртки от конфет.
Зебровски уставился на меня:
— Ты шутишь!
— Вот руку даю на отсечение, не сама придумала. В
общем, если не учить новопреставленных вампиров, как и детей, вошедших в
отрочество, кончится тем, что они что-нибудь да устроят. Что-то опасное, от
чего могут погибнуть или пострадать они или другие. Незнание — не благо, когда
дело касается основ сексуального воспитания или — для вампиров — основ
получения крови. Незнание в обоих случаях может убить.
Он посмотрел на тело:
— По физическим параметрам похожа на первую жертву.
Если забыть о разнице в росте, то даже волосы светлые, у всех трех жертв.