— От кого все эти цветы, Джиллиан?
— Цветы? — Какие цветы? Оглянувшись, я увидела,
что в зале стоят не только мои полевые цветочки. Больше дюжины букетов, среди которых
были и очень красивые, и специально заказанные для похорон, напыщенные и
нелепые. Я была ошеломлена. На столе лежала стопка квитанций и карточек. Я
поняла, что это одна из услуг, оказываемых бюро Хобсона. В желтых квитанциях
описывался каждый букет. К оборотной стороне прикреплялась карточка с именем
заказчика. Белые бессмертники от какой-то кинокомпании, название которой я не
разобрала. Белые и желтые розы от Хилари Прайс. Разные цветы в горшках: Джон
Темплтон и сотрудники редакции. Букетик ландышей: Гордон Харт… Гордон… И еще
имена, которых я не знала. Наши друзья, все мои друзья… Я потянулась к Пег и
снова заплакала. Бедная миссис Мэтьюз, кто поможет ее горю?
Мы просидели там два часа. Входили и выходили люди,
кланялись нам, подходили к миссис Мэтьюз, пожимали ей руку и бормотали
неизменное «как жаль»… Сколько раз ей довелось услышать это? Сначала на
похоронах мужа, потом старшего сына, а теперь — Криса.
Ближе к концу дня в зал вошел скромно одетый мужчина в
темном костюме, и мне на мгновение показалось, что это один из сотрудников
Хобсона. Он был таким серьезным, таким торжественным… Но тут миссис Мэтьюз
поднялась и сказала:
— Джиллиан, это мой зять, Дон Линдквист.
Они пожали друг другу руки. Дон поцеловал миссис Мэтьюз и
обнял Джейн за талию. Мы обменялись приветствиями, я представила ему Пег, потом
он отошел от нас и склонил голову над гробом Криса… Вернувшись, Дон предложил
отвезти нас домой, а затем пообедать где-нибудь. Я отказалась; Пег смерила меня
взглядом, но мне уже было все равно.
— Я приехал на машине.
— Ох… — Я почувствовала легкую досаду. Больше мне не
придется возить ни Джейн, ни ее мать. У меня отнимали работу, одно из дел,
которые помогали не сойти с ума… Ох…
Когда они ушли, Пег посмотрела на меня и поднялась.
— О'кей, детка, пошли домой.
— Нет, не пойду, — вызывающе ответила я. С места
не стронусь! — Иди к Сэм. Уже поздно, а она в последние два дня ходит сама
не своя. Скажи ей, что я приду позже.
— Не упрямься, Джиллиан. Если я приду одна, будет
только хуже. Пойдем вместе. Можем прогуляться по дороге. — Добрая старая
Пег честно тащит привычную ношу. А, к чертовой матери… Она права. Я встала,
надела пальто и пошла с ней, еще раз оглянувшись на гроб Криса. «Раз, только
лишь раз…»
— Где ты была весь день? Со мной никто не играет.
Только эта старая толстая миссис Джегер. — Сэм злилась, чувствуя себя
брошенной. — А где дядя Криц? — Наверное, это злило ее больше всего.
Все забыли о ней. И она начала плакать. Собрав остатки сил, я взяла ее на руки
и покачала.
А как насчет того, чтобы искупаться со мной? — Она тут
же повеселела, моментально забыла про Криса и стремглав помчалась наверх.
Пег сказала, что сама приготовит обед, и я потащилась по
лестнице, с облегчением подумав, что мне больше не придется говорить с Сэм о
Крисе. Да и горячая ванна не помешает. Тело налилось свинцом, весь день я
ощущала небольшие судороги в спине. Младенец начинал беспокоиться, и я с трудом
карабкалась по ступенькам.
Во время обеда у Сэм поднялось настроение. Мы смеялись,
хихикали и вспоминали дурацкие старые шу??ки, чтобы развлечь друг друга. Я
хохотала без передышки. Все казалось мне забавным. Боже, какое это облегчение —
уйти от Хобсона и на время забыть про темный гроб, желтые квитанции и карточки
с выражениями сочувствия, густой аромат цветов, миссис Мэтыоз, Джейн и всех
остальных! Анекдот про четырехсотфунтовую канарейку вновь заставил меня
истерически захохотать. Все трое смеялись до слез.
Уложив Сэм, мы вышли в коридор.
— Пег…
— Нет. — Мы вызывающе посмотрели друг на друга, и
на секунду я ее возненавидела. Она не сможет помешать мне вернуться! — Ты
никуда не пойдешь, Джиллиан. Забудь об этом.
— Нет, пойду!
Пег стояла между мной и лестницей, и я представила себе, что
будет, если она достанет меня своим знаменитым «крюком левой». Все это
выглядело так глупо, что я снова захохотала. Мне вспомнилось, как мы отвинтили
стульчак от унитаза мисс Макфарлан, она упала и начала вопить, а мы сбежали
вниз по лестнице и остановились на площадке, с трудом переводя дух и смеясь до
изнеможения…
— Над чем смеетесь? — вклинилась между нами Сэм.
— Марш в кровать, юная леди! — Пока Пег загоняла
ее обратно, я схватила пальто и быстро сбежала по ступенькам. Когда Пег вышла,
я уже подходила к двери, зажав в руке ключ от машины.
— До встречи, Пег!
— О'кей, но если ты не вернешься к одиннадцати, я
позвоню в полицию.
— Я вернусь! — Послав ей воздушный поцелуй, я
захлопнула за собой дверь и окунулась в туман. Вдалеке завывал ревун, и я
несколько минут просидела в машине, прислушиваясь к этому печальному звуку.
Глава 37
За стойкой у Хобсона сидела все та же бледная девица, в том
же самом платье, так же попивая кофе и читая газету. Что ж, по крайней мере она
умеет читать. Тут я что-то вспомнила.
— Можно посмотреть?
Она глянула на меня как кролик на удава. До сих пор все спрашивали
ее только об одном: «Как пройти к миссис Джонс?» или «Где здесь греческий
зал?». Девушка безропотно отдала газету, и я раскрыла ее на одиннадцатой
странице. Черт побери, где это? Вот оно, в черной рамочке, в самом низу. «Вчера
в Сэффорд-Филд, Окленд, насмерть разбился Кристофер Колдуэлл Мэтьюз, 33 лет,
проживавший на Сакраменто-стрит, 2629. Он упал с крана во время съемок
документального фильма. Пострадавшего доставили в оклендскую больницу, где он
скончался, не приходя в сознание. Причиной смерти послужило повреждение шейного
позвонка». Вот и все. Вполне достаточно, не правда ли? А люди читали и думали:
«Да, скверно», или: «Эти чокнутые хиппи», или: «Никогда не знаешь, чего ожидать
от киношников», или… О, дерьмо…
— Спасибо, — сказала я, возвращая газету. Девушка
все еще ошеломленно смотрела на меня. Я улыбнулась, и она захлопала глазами.
Подобную ситуацию инструкции Хобсона не предусматривали.
Я шла по коридору с таким чувством, словно хожу сюда всю
жизнь. Как к старенькой тетушке в дом для престарелых. Крис всегда лежал здесь,
и я всегда являлась в бюро, чтобы встретиться с ним. «Похоронная контора —
самое удобное место для свиданий». Но Крис был мертв. Его душа вселилась в
смятую простыню на нашей кровати, в тапочки, разбросанные по разным углам
комнаты, в растрепанную зубную щетку, лежавшую рядом с раковиной, в студию,
куда я не смогла заставить себя подняться…
Конечно, в моем стремлении не разлучаться с мертвым Крисом
было что-то болезненное, но оно, как ни странно, спасало меня от безумия. Живой
Крис будет еще долго являться мне в самый неожиданный момент — например, во
время мытья посуды покажется, что кто-то закрыл дверь в студию… Живой Крис
всегда останется со мной, но мысли о нем отныне будут неразрывно связаны с
воспоминанием о человеке, лежащем в гробу на виду у людей, расписывающихся в
книге соболезнований.