А до того, в течение первой недели съемок, жители алжирской столицы привыкали к реву танков и, заслышав его, говорили: «Ага, это снимают кино – очень напоминает те, прежние времена». Таким образом, в субботу, 18 июня, когда бронемашины и танки заговорщиков ворвались в столицу и овладели городом со всеми его стратегическими пунктами и министерствами и когда на глазах у толпы начались повальные аресты, жители все еще считали, что это идут киносъемки: ну надо же, прямо как в жизни!
В два часа ночи офицеры контрразведки бесцеремонно разбудили президента бен Беллу, арестовали его по обвинению в государственной измене и препроводили в какое-то потайное укрытие. О том, что узник жив, стало известно лишь шестнадцать лет спустя, когда его освободили и отправили в ссылку. Арест президента послужил сигналом к чистке рядов его сторонников; их арестовывали тысячами и расстреливали сотнями; из страны выслали около пятидесяти французов – преимущественно троцкистов; следом за ними сели на пароход, идущий во Францию, еще несколько сот приверженцев Ахмеда бен Беллы, обескураженных и разочарованных. Полковник Хуари Бумедьен взял на себя функции президента, премьер-министра, министра обороны и главы ФНО. Джилло Понтекорво завершил съемки «Битвы за Алжир», и этот фильм удостоился восторженных отзывов кинокритиков, кучи наград на фестивалях и бешеного успеха у публики. Что же касается министра индустриализации, который так упорно добивался встречи с Мимуном, то он понял свою ошибку, лишь когда этот последний занял его место.
А Франк работал, выбиваясь из сил и не успевая передохнуть, так как Мимун непрерывно заваливал его срочными делами, с которыми следовало разобраться в первую очередь, в частности договорами о сотрудничестве с братскими странами, хотя многие из них весьма неодобрительно отнеслись к устранению президента и к гибели социалистических иллюзий. Однако политический реализм возобладал, ибо обнаружилось, что Алжир располагает гигантскими, еще не тронутыми месторождениями нефти и газа, которые очень интересовали весь мир. В сентябре Марко закрыл свой ресторан, ставший совсем убыточным после новой волны бегства французов, и устроил прощальную вечеринку, на которую явились человек десять, не больше. Спустя неделю он сел на пароход вместе с женой и дочерью и отбыл в Марсель, намереваясь обосноваться на родине, в Перудже
[148].
Франк часто думал о Джамиле и своем сыне; ему безумно хотелось их повидать, но он помнил, что Джамиля окончательно вычеркнула его из своей жизни. «Я должен их забыть, – твердил он себе, – должен заняться делом и найти новую подругу». Эта мысль донимала его каждую ночь, особенно после того, как ему встречалась где-нибудь на улице молодая женщина с ребенком – а это бывало по сто раз на дню, – но все благие намерения развеивались как дым: избавиться от прошлого не так-то легко. Время от времени Франк поднимался на холм Вале, к казармам, в надежде встретить там Джамилю с сыном. Это стало подлинным наваждением. Он думал о них постоянно. Однажды утром ему пришла в голову мысль: а что, если предложить Джамиле просто дружбу, чтобы он мог наблюдать, как растет Карим?
Стать для него кем-то вроде дяди.
Он удовольствовался бы даже этой жалкой участью, лишь бы Джамиля согласилась, но для этого нужно было опять-таки встретиться и поговорить.
В один из воскресных дней ноября 1965 года ненастье разыгралось вовсю: пальмы сгибались под бешеными порывами ветра, дождь лил как из ведра, гремел гром, а море приняло грязно-желтый, оловянный цвет. Франк сидел дома и читал Фуко де Базена, пользуясь, как закладкой, прозрачным пакетиком с волшебным клевером, как вдруг кто-то позвонил в дверь. Он открыл и с изумлением увидел перед собой Джамилю в мокрой одежде, с мокрым от дождя лицом.
– Ой, как у тебя уютно! – сказала она, снимая косынку и куртку.
– Это пятикомнатная квартира, она слишком велика для меня, зато отсюда прекрасный вид на парк. И на море тоже.
Он предложил ей сесть, но она покачала головой; спросил, не хочет ли она выпить чего-нибудь – он может приготовить чай, – но она и от этого отказалась.
– Франк, у меня беда, и только ты можешь мне помочь.
– Говори, в чем дело, я слушаю.
Джамиля с отчаянием взглянула на него, вытерла пот со лба.
– Мой муж Тахар арестован, – он кабил, а значит, противник диктатуры Бумедьена и сторонник Айт Ахмеда
[149] и демократии. В первые же дни государственного переворота власти арестовали в Кабилии сотни людей; Тахар скрывался целый месяц, но вчера его схватили на вокзале, и мне до сих пор ничего о нем неизвестно, я просто умираю от страха за него. Только ты можешь хоть чем-то помочь нам.
– Не думаю, что мне это удастся.
– Но ты же знаешь их всех, ты работаешь вместе с Хамади. Ему стоит только слово замолвить…
– Ты преувеличиваешь мое влияние. Я всего лишь советник по техническим вопросам.
– Я умоляю тебя, помоги освободить его, сделай это для меня!
С минуту они стояли молча, глаза в глаза, и Франку было не по себе от ее умоляющего взгляда; он снова предложил ей сесть, выпить чего-нибудь, но Джамиля сказала, что спешит домой: она оставила Карима у соседки. И ушла – не обернувшись. Неслышно, как воровка.
А Франк сидел в полной растерянности, кляня себя за то, что не задал ей ни одного вопроса, никак не воспользовался их встречей. Но тщетно он перебирал все варианты – он не видел способа помочь Джамиле, да и не чувствовал себя обязанным выручать ее из беды: она безжалостно отняла у него сына, навязала свое решение, даже не выслушав его доводов. Так почему душевное благородство должен проявлять только один из них?! У Джамили хватило дерзости прийти за помощью и при этом снова отвергнуть его – вот и пускай теперь выпутывается сама! Вполне вероятно, что, оставшись в одиночестве, она изменит свое решение под гнетом обстоятельств и у него появится шанс вновь завоевать ее; этот самый Тахар, которого она явно не любит, наверняка просидит несколько лет в тюрьме, а он, Франк, станет ее спасителем и обретет наконец сына.
Нет, он и пальцем не шевельнет, чтобы помочь ей!
И тем хуже для ее супруга. С какой стати он должен вызволять его из беды?! Этот тип наверняка принадлежит к своре тех вечно недовольных умников, что проводят время за болтовней о демократии и правах человека, как будто они живут в богатой, преуспевающей стране, в Европе, а не в Африке, в то время как президент и правительство бьются за развитие экономики Алжира и нуждаются в поддержке всех своих граждан, всего сплоченного народа, – им не нужны интриганы или эгоисты, неспособные подняться над своими мелкими личными интересами. А Джамиля… о, она еще вернется и будет умолять его взять их с сыном к себе. Теперь удача будет на его стороне. И Франк снова погрузился в чтение Базена. Удача будет на его стороне!