Земли обетованные - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Мишель Генассия cтр.№ 70

– Мишель! Как ты здесь оказался?

Мы заговорили, остановившись прямо на тротуаре, потом нашли приют в кафетерии. Не могу даже вспомнить точно наш разговор, который длился целых три часа, – за Камиллой не уследишь; во-первых, она все время меняла тему и свои доводы, во-вторых, у нее оказалось весьма своеобразное представление о логике плюс привычка пропускать мимо ушей аргументы собеседника; она была разговорчивой и одновременно скованной, точно как в одном фильме Бергмана. И с самого начала обвинила меня в том, что я ее бросил, обманул, пообещав приехать за ней; что я ей так и не ответил на множество ее писем – короче, если все так сложилось, это моя и только моя вина.

Исключительно моя.

– Так что у нас с тобой, в конечном счете? – сформулировал я главный вопрос.

– У нас с тобой все кончено, я перевернула страницу, не могла же я прозябать всю жизнь в ожидании, как какая-нибудь Пенелопа. Странные вы люди, парни, – считаете, что у вас все права, а мы должны сидеть и ждать, хранить вам верность, покорно переносить жизненные испытания и надеяться, что когда-нибудь вы соблаговолите явиться; но ты ошибся – я существую, я живой человек, а не твоя вещь.

– Да ты даже не представляешь, сколько всего произошло за это время в Париже, я же тебе писал и все объяснял!

Нет, Камилла не помнила, чтобы она просила меня писать ей до востребования в Хайфу – город, где она вообще никогда не бывала. Тогда я вытащил из бумажника ее письмо и зачитал ей отрывки.

– Я проехал пять тысяч километров, чтобы встретиться с тобой и предложить уехать со мной обратно.

– Ужасно мило с твоей стороны, но это невозможно. Я тебя, конечно, очень люблю, но больше не влюблена в тебя.

– Не вижу разницы.

– Ну, понимаешь… я тебя забыла, перестала думать о тебе. Вот если бы я тебя любила, то помнила бы, но в один прекрасный день мне вдруг стало ясно, что ты мне уже безразличен…

Тут она осеклась, заметив, наверно, как я побледнел; потом меня всего обдало жаром, как бывает перед обмороком.

– Мишель, я буду с тобой откровенна; я и вправду тебя люблю, ты мой самый близкий друг, но нельзя склеить то, что разбито, забыть все, что пережито, вернуться, как по взмаху волшебной палочки, к ситуации, в которой мы жили два года назад. Мне не нужны такие глубокие чувства, я хочу быть свободной, развлекаться, путешествовать – повидать США и объездить весь мир, писать книги, мечтать; я не желаю выходить замуж и рожать детей – это ужасно; не хочу жить с мужчиной, который приказывал бы мне, что делать и чего не делать. Хочу сама распоряжаться своей судьбой – я так настрадалась, пока не избавилась от опеки отца, что не желаю больше ничем связывать себя. И твердо решила не повторять судьбу своей матери.

– Ну что ты несешь?! Разве нельзя жить вместе и при этом быть свободными?

– Нет, это невозможно, мужчины всегда стремятся захватить власть в семье. И вот наглядный пример: ты явился как ни в чем не бывало, не прошло и двух лет, и требуешь, чтобы я уехала с тобой. Ты такой же, как все. Женщина для вас – покоренная территория.

Уж не знаю, где она нарыла этот афоризм, но он ясно доказывал, до какой степени мы стали чужими; я понял, что надеяться мне больше не на что.

А она вдруг улыбнулась:

– Слушай, а может, останешься здесь, со мной, а? Почему это я должна ехать с тобой неизвестно куда?

– Но ты же так горевала, когда родители насильно увозили тебя в Израиль!

– Проблема в том, что ты мыслишь консервативно. Нет, ничего у нас с тобой не получится… Кстати, скажи, ты по-прежнему пишешь стихи?

– Да нет, с тех пор как ты уехала, больше не пишу.

– А жаль.

Мы так заговорились, что забыли о времени: кафетерий уже закрывался; нам пришлось выйти и сесть на скамейку; потом мы еще целый час бродили по дороге, и я рассказывал ей про отсидку Игоря, про обращение Леонида. А под конец сказал:

– Ну что ж, тогда я возвращаюсь во Францию.

Камилла взяла меня за руку, мы обнялись и поцеловались. Совсем не по-приятельски.

– Да, лучше тебе уехать, – прошептала она.

Я уже отошел от нее, как вдруг услышал за спиной:

– Значит, не хочешь остаться?

По-моему, я уже говорил, что Камилла показала себя взбалмошной до ужаса, и лишний раз убедился в этом, когда она вдруг объявила: «Я все еще влюблена в тебя!» Притом, что три часа назад так же откровенно и решительно заявила обратное. А теперь, нисколько не смутившись, призналась в этом чувстве. И стала убеждать меня, что наша новая встреча возродила в ее сердце ту невероятную близость, которая некогда связывала нас; что я единственный человек, с которым она может так долго и так откровенно обсуждать все на свете: «Ведь это верный признак, правда?» Я уже ничего не понимал в этом любовном пинг-понге. В конце концов Камилла сказала: «Не торопи меня, я должна все обдумать». Я едва успел сесть в последний автобус, идущий на Хайфу, сказав ей напоследок: «Буду ждать две недели, ни днем больше».

* * *

За окном дождь льет, как из ведра, ветви каштанов содрогаются от порывов ветра, по оконным стеклам ручьями струится вода, и психоаналитик в своем вечном сером костюме и вечном синем галстуке встает, чтобы запереть окно на задвижку: «Ну и погодка!» Сесиль следит за его движениями. Он возвращается на свое место, снова берется за ручку и блокнот. Сесиль выдерживает долгую паузу и говорит:

– Не понимаю, что я здесь делаю. По-моему, только теряю время. Пережевываю одно и то же, вытаскиваю на свет божий какие-то затхлые воспоминания, которые мне удалось похоронить, а легче все равно не становится, я не вижу никакого прогресса и не уверена, что нужно продолжать.

– Вы свободны, Сесиль, решайте сами. Психоанализ – долгий, трудный и тягостный процесс, это не прямой путь, а тяжелая дорога с неожиданными поворотами, тупиками, провалами и вершинами. А вы сейчас только в самом начале этого лабиринта, и если остановитесь, то все предпринятые вами усилия пропадут втуне… Итак, вы говорили о своих подозрениях.

– Мне так и не удалось забыть Франка. Он по-прежнему жил во мне, и я смирилась с этим, я говорила себе: он борется за святое дело, отдал всего себя людям; много ли на свете мужчин, которым удалось подчинить личную жизнь своим убеждениям?! Нет, очень мало. И в университете и в лицее я встречала десятки, сотни вдохновенных ораторов – спасителей человечества, которые, вернувшись вечером домой, преспокойно садились к телевизору и смотрели «Путь к звездам» ^[144]. Я уж не говорю о тех «революционерах», которые спасают мир, посиживая в бистро за кружкой пива. А вот Франк – он ушел в это с головой, решив бороться за свои убеждения до конца. Бороться в полном смысле этого слова. Даже если придется стрелять… Когда встречаешь человека такого склада – на голову выше всех остальных, – то сразу понятно, что для него и семья, и любовь, и счастье на втором плане. И я пришла к выводу, что жена человека с таким героическим характером должна принять и его судьбу, ибо она любит героя, непохожего на тех, кто заботится только о своей карьере, о своих детях и о том, какую распрекрасную жизнь он обеспечит своим близким… Я снова увидела его в марте 1962 года, когда он стал дезертиром, загнанным в тупик – ведь он убил офицера, – и сразу сказала себе: ему нельзя доверять, он бросил тебя, как последний трус, не предупредив, не написав даже письма о разрыве… Но прошло пять минут, и я снова поверила, что обрела мужчину своей жизни. Он даже не извинился за то, что покинул меня, но мне и на это было плевать… В тот момент Франк пребывал в полной растерянности, он не знал, что делать – бежать за границу или сдаться властям; мы посоветовались с адвокатами, и они посчитали ситуацию настолько безнадежной, что он решил уехать. И не захотел, чтобы я отправилась вместе с ним, хотя я настаивала на этом… Около десяти дней мы скрывались в каком-то домишке в Кашане, и это были самые счастливые дни в моей жизни. Я была готова разделить с ним трудную судьбу изгнанника. Отец Франка нашел для него подходящий вариант и деньги – мы должны были сесть на пароход в Голландии, и я приготовилась к отъезду в полной уверенности, что никогда не вернусь во Францию; я решила все бросить, лишь бы быть с ним… Мы должны были встретиться в кафе у Пантенских ворот, но он не пришел… Обманул меня… Бросил – и уехал один… Правда, на сей раз он снизошел до короткой записки, но это было в сто раз хуже – уж лучше бы он сбежал без объяснений, как вор. Потому что мой герой оказался не только трусом, но еще и лжецом – ведь он клялся, что всегда любил только меня одну, а на самом деле в его жизни была другая женщина, которая забеременела от него, после чего он сбежал из Алжира. И значит, он попросту насмехался надо мной, прекрасно зная, что наши дальнейшие отношения невозможны. Вот чего я никогда ему не прощу. Проблема не только в том, что он сделал мне ребенка, – я сама виновата, нужно было предохраняться, – и даже не в том, что я по глупости поверила его любовным клятвам; просто все эти десять дней в Кашане он делился со мной своими мечтами, говорил о том, как мы будем счастливы вместе, строил планы… Да-да, планы на будущее. Мы собирались плыть в Аргентину… А он попросту сломал мне жизнь. И теперь у меня внутри такая страшная пустота. Если я сейчас лежу на этой кушетке и скулю, то лишь из-за его лживых измышлений.